Борис Привалов - Сказ про Игната-хитрого Солдата (c иллюстрациями)

Весь рачий сор тотчас же был сметён в яму, присыпан другим мусором, чтобы Чёрт ненароком не приметил.

Прибежал Спирька, побуравил всех своими змеиными глазками, в котёл, где топор варился, заглянул:

— Спеет каша солдатская?

— Не пяль глаз на чужой квас, — сказал Игнат.

— Так я же о тебе хлопочу, — зашипел Спирька, — чтоб не усох ты от голодухи, солдатик,

— Живот уже к спине подтянуло, — вздохнул Игнат. — Ведь домой вечерять я не заходил, с мельницы прямо в усадьбу.

— Все вы любите зубами работать, — усмехнулся Спирька.

— Каков ни есть, а хочется есть, — ответил Игнат и снова вздохнул. Сам добудешь — сыт и будешь.

— Щемит сердце ретивое? — Спирька гордо поправил княжескую бляху на груди. — Ничего, солдатик, авось жив останешься… как тот жук из твоей притчи.

запел Игнат.

— К чему это ты, солдатик? — насторожился Спирька.

— Сам ты, Чёрт, кашу эту заварил, — глядя в змеиные Спирькины глаза, сказал Игнат, — сам и расхлёбывать будешь, помяни моё слово.

И продолжал весело и бесшабашно:

— Хорошо споёт тот, кто споёт последним. Князь-батюшка сам твою кашу топоровую пробовать будет, — прошипел Спирька. — Эй, снулые! — прикрикнул он на поваров. — Несите раков князю-батюшке. Да пива холодного с погреба малый бочонок катите!

И Чёрт убежал неслышными, мягкими шажками.

Топор кипел в котле. Игнат ломал голову: отчего это Спирька храбрым таким стал? Не иначе новая каверза Чёртом придумана… Но какая? Неладно что-то…

тихо напевал Игнат.

— Как, солдат, каша твоя? — спросил старый повар, вернувшись из княжеских палат.

— А твои раки князю по вкусу пришлись? — поднял голову Игнат.

— Одним даже из своих рук Данила Михайлович меня угостить изволил, усмехнулся повар. — Вестимо, потрафил я ему.

— Данила Михайлович мрачный, — сказал молодой повар. — Голова тяжёлая, поп Парамон пьявок ему поставил. И за одно ухо, и за другое! Потеха!

— Значит, лютовать ныне будет, — поёжился старый повар. — Беспременно лютовать. Не дай бог что ещё приключится — сразу батоги, в яму, на цепь.

— Спирька сказывал, собирался князь кашу мою пробовать, — покрутил ус Игнат, — кабы тут он и не осерчал. Топоровая каша вкусна, но на вкус, на цвет товарищей нет. Мне достанется да и вам под горячую руку.

— Как же делу пособить? — засуетился старый повар. — Присоветуй, солдат.

Игнат взял ковш, зачерпнул из своего котла кипящую воду, подул, остудил, попробовал на язык, сморщился:

— Крепкий навар… Нужно туда сольцы бросить горстку.

Старый повар дал соли. Игнат бросил её в котёл, помешал, снова попробовал.

— Ну, как теперь? — следя за лицом солдата, спросил молодой повар.

— Вроде подходяще. — Игнат поглядел на потолок, словно обдумывая что-то важное. — Нужно только туда немного проса добавить — для вкуса.

Второй повар поднёс мешок с просом. Игнат, прикинув, сколько ему нужно крупы, отсыпал десяток горстей в котёл.

— Каша — матушка наша, а хлеб ржаной — наш отец родной, — размешивая кашу, приговаривал Игнат. — Гости на печь глядят, видно, каши хотят… А горе наше, что без сала каша… Заварил кашу, так не жалей сала. А салом, что маслом, кашу, известно, не испортишь.

— Сколько тебе сала-то? — спросил старый повар.

— Да не мне, а каше. Подай эту вот жаровню. — Игнат выбрал чугунный котелок, чуть побольше солдатской фляги. — Клади сюда три куска сала да ставь на огонь…

Сало сразу зашипело, растопилось, забулькало. Игнат бросил в кипящее сало мелко резанного лука и чеснока. Потом вылил сало из жаровни в котёл с кашей.

— Распоясывайтесь, гости дорогие! — громко сказал Игнат. — Кушаки под лавки — каша топоровая поспевает, князь-батюшка пир горой начинает!

Повара оглянулись и замерли от испуга: в дверь кухни входил Данила Стоеросов собственной персоной. За ним шли Спирька и поп Парамон.

«Что-то Дурынды не видно нигде, — подумал Игнат, — куда же это его Чёрт услал?»

— Кашу, я слыхивал, солдат, ты из топора варишь? — спросил князь.

— Уже сварил! — вытянулся Игнат. — Изволите пробу снять?

— Неужто из топора? — покрутил носом поп Парамон.

— Нынче я занедужил, — сказал князь плаксиво. — В рот ничего не идёт.

«Сотню раков съесть — и не так заболеешь!» — подумал Игнат и громко произнёс:

— Больному и мёд невкусен, а здоровый и камень ест. Каша наша, солдатская, не побрезгуйте!

— Так то ж обычная просяная! — сунув нос в дымящийся котёл, захрипел Спирька. — А где топор?

— Топор на дне! — Игнат подмигнул поварам. — А навар сверху. Вот, Данила Михайлович, ложка — сами зачерпните.

— Невелик котёл, — сказал князь. — А дух от него великий!

Князь отведал каши — понравилась. Тогда и Спирька начал криво улыбаться.

Затем кашу попробовали все. Допробовались до того, что топор на дне показался.

Топор достали, отмыли, положили сушиться.

— Другой раз ты, Спирька, сам князю из топора щи сваришь, — сказал Игнат.

— Разве и щи можно? — удивился Стоеросов.

— Что хочешь, князь. Топор варят, парят, жарят. Даже блины из него выходят, — отрапортовал Игнат. — Не каша кормит — ложка, не припас стряпает, а рука. Со смекалкой солдатской не только из топора, из пушечных ядер гороховый кисель изготовить можно.

В дверях показался Дурында, поманил Спирьку.

Игнат приметил это. Спирька перехватил взгляд солдата, недобро ухмыльнулся.

— Перстень спрятал, — прошептал Дурында Спирьке в ухо, — как велели.

— Старой ведьмы Ульяны в избе не было? — спросил беспокойно Спирька.

— Не-е. С девчонкой, Стёпкой, к мельнице ушла, — улыбнулся Дурында. На воду смотрят, как она по полю течёт.

— Ну, иди отдыхай, — сказал Спирька. — Понадобишься — кликну.

— Молодец, потешил меня топоровой кашей, — сказал Стоеросов и вместе с попом Парамоном двинулся к выходу. Спирька склонился перед проходящим князем в низком поклоне.

«Ох, вырыли, видно, мне ещё одну ямку вороги мои, — подумал Игнат. Ну, да ладно — не такое видели…»

Но не успел ещё Игнат и с поварами проститься, как слуги принесли из княжеских палат дурную весть: пропал из шкатулки у князя перстень бесценный, алмазный.

— Вот и горе к нам пожаловало! — всплеснул руками старый повар. — Как чуяло сердце — быть беде!

«Заварил кашу Черт! — подумал Игнат. — Князь меня сейчас к себе призовёт, заставит отгадывать, где перстень. Прятал же перстенёк стоероовский, видно, Дурында… Об этом он Спирьке и шептал… А у князя разговор один: либо перстень найдёшь, либо голову потеряешь…»