Софья Яковлева - Мы и большущее озеро

Вся улица шумела ливнем. Машины не ездили. Было темно, как в лесу, даже темнее. Вспыхивали молнии, и в этих молниях белели пенные верхушки тополей. Папа со всеми вещами, с коляской в одной руке и Наськиной ладошкой в другой бежал рядом, но в темноте его было почти не видно. Мама с Лёкой тоже бежала где-то тут.

Мелькнул поребрик, какой-то газон с травой, и вдруг стена. Распахнулась дверь, и Наська поняла, что это уже Дом-на-горе. Дверь бабушкиного подъезда. Стало светло и тихо. Наська хотела оглянуться на маму, но папа тянул её наверх, на бабушкин третий этаж.

А потом она лежала под одеялом и смотрела на тёмно-синий прямоугольник балконной двери. Он казался ей высоким окном в замке. Окно вспыхивало белым светом, мигало несколько раз и в темноте над домом бабахало. Как будто где-то наверху рвалась бумага и падала пирамида из огромных кубиков. Бабушка на кухне ойкала, а папа говорил, что конечно же ничего не рушится, везде же громоотводы. Дверь в коридор была открыта, и папу было хорошо слышно. А ещё в комнату из кухни попадал свет, и Наська не боялась.

– И потом, – говорил папа, – ведь это не так уж и близко. Гроза уходит. Вон сколько времени после молнии прошло.

Наська представляла, как уходит гроза. Движутся вдаль какие-то башни и лошади, развеваются флаги.

Гроза уходила долго-долго. Гром делался тише и тише. От вспышки до грома проходило всё больше времени. Уже поставили раскладушку и уложили на неё Лёку. Уже переложили Лёку к Наське на кровать и, занавесив три стула волшебным покрывалом с корабликами, включили телевизор. И по комнате разлилось таинственное мерцание. Бабушка, что-то весело приговаривая, всё возилась на кухне. Запахло корицей. Мама с папой в мерцающем уголке за покрывалом обсуждали тихонько свои взрослые дела. Гроза всё удалялась, и Наське хотелось подольше не засыпать. Так она и заснула незаметно под тихое «громм-бом-бом, громм-бом-бом, громмм-бом-бом-бом…».

Красноголовиками иногда называют подосиновики.