Софья Яковлева - Мы и большущее озеро

Луна бывает разной.

Иногда она висит над весёлыми крышами как прожаренный блин и освещает город оранжевым светом. Тогда горожане гуляют по улицам и, поглядывая в небо, говорят друг другу:

– Отменно пропеклась луна сегодня. Можно не зажигать огней и пить чай на балконе.

Коты очень любят греться в таком лунном свете, а дети смотрят на неё и перестают плакать, если раскапризничались. В таком свете оживают игрушки, вода в реках становится волшебной, а на деревьях созревают самые лучшие яблоки.

Иногда луна превращается в песочно-жёлтый шар. Слегка неровный, весь в кратерах, он с гудением катится по небу, и в такие вечера не летают самолёты. В Другом городе отменяют многие рейсы, чтобы самолёт не врезался в луну или не попал в кратер. Кратер – это такая лунная яма посреди лунной горы. Я по телевизору видела в «Очевидное – невероятное». Только у нас для этого надо полететь в космос, а в Другом городе луна совсем близко.

А в некоторые ночи луна внимательно смотрит на город с высоты, и я вижу, какое красивое и задумчивое у неё лицо. Я рисую его, но у меня точно такое никогда не выходит. Оно получается или грустное, или сердитое, или с улыбкой. А на самом деле ни то, ни другое, ни третье.

Тётя-луна светится жёлто-белым светом и никогда ни на кого не сердится. Хотя и не совсем улыбается. Но я вижу, что лицо у неё доброе. Иногда вокруг луны бывает колечко. Иногда луна бывает неровной с одного бока. Она не любит быть одинаковой. Месяц тут тоже бывает, но сегодняшняя сказка не про месяц, а про луну.

Тётя-луна разговаривает со мной. У неё тихий голос, иногда она поёт, а иногда просто рассказывает. Я ей говорю:

– Привет, луна!

Она говорит мне:

– Здравствуй.

Я говорю ей:

– Как у вас там, на небе?

А она отвечает:

– Хорошо. Красиво. Но у вас на земле веселее.

Я говорю:

– А ты всё-всё видишь?

Она:

– Конечно.

– А как же ты видишь, если у тебя такое же лицо, как у всех, и только два глаза?

– Но я вижу не глазами, а светом. На что свет мой попадает, то и я сама вижу.

– А как же ты думаешь про все эти вещи сразу? И крыши, и кошек, и трубы, и окна, и детей, и деревья, про всяких разных людей, про железную дорогу и машины, про коров и скамейки…

– Смешная девочка, – говорит луна, поднимается выше и начинает петь песню, только слова я не понимаю.

Но от лунной песни старые крыши начинают серебриться, а деревья – сверкать и звенеть листьями, будто это не листья, а стеклянные кружочки. И я понимаю, что тётя-луна очень любит наш город. И наш Другой город. И остальные города тоже.

И тогда я знаю, что сегодня обязательно приснится что-то хорошее.

В лесу пасмурно и светло. Тихо переговариваются капли. Над ухом шепчутся листья, а в вышине сосны гудят.

– Мама, а где грибы?

– Ищи. Смотри в траве. Под деревьями. Листики поднимай.

Мы уже собирали грибы. Раньше. У нас даже слайды есть. Я тогда маленькая была. Помню, какие они, грибы. Огромные, прохладные. Коричневатые. Я держала их за ножки, а папа фотографировал. Но сейчас не видно ни больших грибов, ни маленьких. Никаких.

– Присмотрись, – говорит мама. – Вон там, например.

Что-то белеет в траве возле маленькой ёлочки. Ёлочка словно из сказки, только опутана паутиной, и поэтому я подхожу осторожно.

– Сыроежка, – говорит мама.

– Сиэка, – говорит Лёка из-под капюшона и показывает пальцем.

– Её можно есть сырой?

– Медведям можно. А мы не будем.

Мама показывает, как срезать, чтобы не испортить грибницу.

– Грибница – это самое важное. Если её сохранять, на этом месте потом будут ещё грибы.

Мама держит сыроежку в руках. Грибочек небольшой, снизу белый, ребристый, а сверху серо-зелёный. На шляпке прилип листик.

Лёка встаёт на цыпочки, трогает пальцем. Между стволами появляется папа и показывает нам красноголовик [1]. Небольшой такой. Мама говорит: как солдатик. У него весёлая рыжая шляпка и ножка в чёрной земле.

– А почему у него ножка такая грязная? – спрашиваю я.

– Это не грязь, – отвечает мама. – Это у него на ножке такие чешуйки.

– А почему?

– Честно говоря, я не знаю. Но у красноголовиков всегда так.

Я снова иду по тихой тропинке, а вокруг только листья, хвоя да ветки. Сколько их ни поднимай, никаких грибов.

– Ой! Вон там! – Я весело бегу и вдруг останавливаюсь. На ярко-красной шляпке – белоснежные точки.

– Какой красавец, – говорит папа. – Нет, ты только посмотри, Оля, какой красавец!

– Вот, – говорю я, – мог бы быть хорошим грибом, а вырос вредный мухомор.

Я хочу разбомбить его палкой, но мама говорит:

– Оставь в покое. Это для нас он ядовитый. А звери им лечатся. И ещё этот гриб лекарственный. Вдруг кому-то понадобится.

А папа говорит:

– И вообще в природе ничего разрушать так просто нельзя. Растёт, значит, надо. Пошли.

Пока шли, я ещё один мухомор нашла. А потом целых два.

Мухоморов в нашем лесу оказалось много. Потом мы вышли на полянку, и мне наконец-то попался красноголовик!

А папа стал ещё один гриб показывать.

– Вот подберёзовик. Видишь, Настя, у них с красноголовиком нет пластинок под шляпкой. У сыроежки и у мухомора есть. А тут трубочки. Много-много трубочек. Называется «губка».

Я трогаю моховую изнанку.

– Мам, а белый гриб тоже с трубочками? Белый – он самый лучший? Я хочу найти белый гриб.

– Может быть, и найдёшь, – говорит мама. – Но другие грибки ведь не хуже. Подберёзовики, например.

Здорово. Теперь я знаю, как их отличить. Я начинаю заглядывать под все берёзы, но там почему-то никаких подберёзовиков.

Мама с папой говорят между собой:

– Смотри, погода какая. Купаться уже не стоит.

– Да, лишь бы не похолодало.

– Надо ей сказать, чтобы никакие другие грибы не рвала.

Папа подходит ко мне и говорит очень серьёзно:

– Только когда идёшь по грибы, Настя, нужно всегда соблюдать первое правило грибника.

– А какое?

Мне интересно, какое же оно, это правило.

Папа смотрит на маму, а мама поднимает кверху палец и торжественно говорит:

– Не знаешь гриб – не бери!

И Лёка, встав напротив меня с капюшоном, наползающим на глаза, делает точно как мама.

– Знае гьип ниби-и!

И грозит мне пальцем.

Папа с серьёзным видом приложил палец к губам: