Артем Маневич - Синий Колодец

— Ур-ра!

Новохатск провожал своих воинов.

Дорога катилась между домами, между деревьями, перескакивала по новому мосту речку. Солнце опустилось еще ниже, наверно, для того, чтобы яснее видеть землю.

Кто-то плакал. Кто-то кашлял. Кого-то громко целовали.

Над полком поднялся знакомый всему Новохатску голос Майбороды:

Отец — его неотрывно видел Антоша — ехал на багряной лошади все вперед и вперед в вечернюю даль, и кто ведает, в какую разлуку.

Едва угадывается цокот копыт. Но еще виднеется живая неровная линия всадников, красное знамя. Нет, пожалуй, не знамя — само солнце ведет за собой красноармейский полк.

Антоша бежал за полком… за песней.

Полк торопился. Полку некогда. Полк выполнял приказ революции.

Ураган сорвал где-то ржавую крышу, швырнул на Стрелицу. Рыжая мокрая старая крыша — железный змей Ленки Овчинниковой.

Посвежела земля.

«Волга» готова отправиться в Новоселенск.

Антон Васильевич прощается со своим фронтовым другом. По этому случаю Степан Романович надел свое почти новое солдатское обмундирование с двумя орденами Славы, орденом Красной Звезды и разными медалями.

И Женя протягивает напряженную ладошку дяде Степану. Тот обнимает Женю и, звякнув всеми знаками отличия, целует в обе щеки.

Женин папа и Женя прощаются с Варварой Гавриловной, с Дусей, с Колей.

А Лене Овчинниковой Женя говорит:

— Гуляй здесь, Ленка. В Синем Колодце есть где гулять.

— Мне теперь не до гулянья, — отвечает Лена Овчинникова, — я стала начинающим писателем. Вернешься в Синий Колодец, почитаю тебе свои произведения… А пока бывай…

Мальчик Коля шмыгнул носом и решительно подошел к Жене. В одной руке у него две красивые титовки, в другой — два очень белых налива. Коля снова шмыгает носом и с трудом извлекает из кармана штанов темно-зеленый полосатый огурец.

Глубоко благодарная, Женя смущенно говорит:

— Спасибо.

Но Коля уже убежал.

«Волга» спешит в Новоселенск.

В воздухе душистая свежесть. Такая бывает лишь после дождя и только на лугах и полях России, населенных цветами и травами, каких нет больше нигде в мире.

Перед самым носом «Волги» проскочил заяц. Он стремительно пронес свое серое пружинистое тело с прижатыми к спине длинными ушами.

Женя с испуганной радостью крикнула: «Заяц!» Анисим Данилович Сурвилло подмигнул Жениному папе: мол, вот кого можно у нас встретить на самой обычной проселочной дороге среди светлого утра.

Лес сменился лугом, красноватым с белизной полем цветущей гречихи. Видно, как пчелы старательно, по-деловому кружат над гречихой, устраиваются на цветах, а другие пчелы, уже потрудившись, тяжело летят с гречишного поля.

Синеколодезная «Волга» остановилась у высокого четырехэтажного кирпичного здания с вывеской «Новоселенский райком КПСС».

Антон Васильевич сказал:

— Ты посиди, Женя, в машине, а мы через минуту вернемся.

— Может, и не через минуту, — сказал дядя Сурвилло, — может, через две.

— Там видно будет.

— Так-то верней, — согласился дядя Сурвилло.

— Погулять можно? — спрашивает Женя, радуясь, что ей не придется идти в учреждение.

— Только от машины далеко не уходи.

— Зачем я буду далеко уходить от машины? Я возле машины, как возле родного дома.

Едва за Антоном Васильевичем и дядей Сурвилло захлопнулась входная дверь райкома, Женя вышла из «Волги».

Улица как улица. Один дом на ней четырехэтажный, остальные трех-, двух- и одноэтажные. Женя читает вывески: «Райисполком», «Райфинотдел», «Райбиблиотека», «Райздравотдел»… Все рай да рай, только паракмахерская и зубоврачебный кабинет — не рай, а все остальное рай.

А вот и сквер. Подстриженные густые кусты, зеленый пушистый газон, окруженный цветами. В центре сквера — фонтан. Брызжет, искрясь и отражая радугу цветов, вода.

Дома любуются сквером. Еще бы! Такому скверу с фонтаном и Москва позавидует. Летучая вода фонтана повторяется в широких окнах. Новоселенцы выходят из подъездов домов. По асфальту бегут машины, велосипеды, лошади, запряженные в телеги…

Женя вернулась к «Волге». Папы и дяди Сурвилло еще не было.

По тротуару мчится рыжий мальчик в матроске с якорями на воротнике, совсем как боцманский сын Вова. Похожий на Вову мальчик бьет палкой железный обруч. Обруч вздрагивает, подскакивает, катится. Моряк догоняет обруч, подгоняет палкой.

Женя крикнула вслед:

— Вова!

Мальчик ногой остановил обруч, остановился сам, повернулся к Жене.

— Ты чего, Женя, кричишь?

— Я тебя, Вова, узнала… Ты сын морского боцмана.

— Да… Ну и что? И я тебя, Женя, узнал, но ведь я не кричу. А что ты здесь делаешь?

— Приехала с папой и дядей Сурвилло… Вот моя «Волга».

Вова обошел «Волгу» кругом, ударил ногой колеса, а потом сказал:

— И никакая это не твоя «Волга», она заперта на замок.

— А вот и нет.

Женя открыла дверцу, села на переднее сиденье, даже погудела немного. Когда она вышла из «Волги», рыжего Вовы и след простыл. Он умчался за своим обручем.

Женя снова забралась в машину, разок погудела. Оказывается, гудеть нетрудно. Жене стало скучно, и от нечего делать она съела все Колины яблоки. А когда не стало яблок, съела огурец. Ей почему-то захотелось фруктов и овощей.

Женя проснулась и увидела в зеркале «Волги»: на заднем сиденье рядом с папой сидел седой человек с черными, будто наклеенными, бровями.

— Ты совсем седой, Иван… Или тебя неудобно звать Иваном?

— Все хорошо, Антон… Тридцать лет.

«Волга» затормозила у каменного дома, увитого виноградом. Резные листья ползут с железного козырька над крыльцом на красные стены, на оконные карнизы.

Дядя Сурвилло со всеми прощается, а Жене, кроме того, говорит:

— Ждем тебя в Синем Колодце. Завтра или послезавтра поспеют плоды на конфетном дереве. И высотную трубу наладим, играй сколько охота. Приезжай, Женя, Лена Овчинникова ждет тебя.

Дяде Сурвилло некогда: у него срочные дела в банке, в райпотребсоюзе, в Межколхозстрое.

Седой с черными бровями говорит:

— Делай свои дела, Анисим Данилович, решим твой вопрос в лучшем виде. Как полагаешь, Антон?