Павел Широв - Рыцари Морвена

Пройдя до следующей лестницы, они спустились во двор и вернулись в главный зал башни, где перед очагом сидел лорд Доннеган, потягивая вино. Александр получил приказание явиться вскоре в спальню лорда и принести яблочного сидра, который тот имел обыкновение выпивать перед тем отойти ко сну. Бертраму пришлось идти на конюшню и задавать корм лошадям. Он понятия не имел, как это делается, и что он должен засыпать в кормушки, устроенные в стойлах. Пришлось обратиться за помощью к Гутри, единственному из оказавшихся поблизости, кого Бертрам знал хотя бы по имени. Тот вывел его из затруднения, показав мешки с овсом. Зато заснул Бертрам на этот раз почти сразу, как только лёг. И что ему снилось, и снилось ли что-нибудь вообще, на утро он даже не вспомнил.

Так началась новая, совсем непривычная им жизнь. Вставали в замке с рассветом, и такой распорядок для привыкшего долго валяться в постели Бертрама поначалу был довольно тяжелым. Но потом он втянулся. Тем более что спать они шли совсем не поздно. По причине отсутствия электричества уже через полтора – два часа после заката делать становилось совершенно нечего. И по этой же причине сутки фактически делились на две неравные части – светлое время, когда все бодрствовали, и тёмное, когда все, кроме дозорных на стенах замка, спали. Хотя из разговоров Бертрам понял, что время тут тоже делили на часы, дни, недели и месяцы, ну и годы, конечно.

Неделя состояла из привычных семи дней и начиналась с Солнечного дня, в котором легко можно было узнать воскресенье. Остальные дни назывались по-разному. Лорд Доннеган называл понедельник Лунным днём, вторник – Днём Быка, среду – Днем Серебра или Серебряным. Лорд Кинмаллох вёл собственный календарь, в котором дни были просто первый, второй, третий и так далее. Днём отдыха считалась суббота, которую и называли – День Покоя.

В субботу не полагалось работать, поэтому не было даже обычных утренних тренировок с оружием. Лорд Доннеган говорил, что Господь-Создатель отдыхал в этот день, и по его примеру люди тоже должны отдыхать, чем вызывал порой усмешку лорда Кинмаллоха. Тот считал, что человек может работать и отдыхать когда ему вздумается, но старался не вступать в обсуждение этого вопроса со своим другом, под чьим кровом ему приходилось теперь жить. Бертрам догадывался, что между старыми друзьями были какие-то расхождения по религиозным вопросам, но в чём там было дело, он так и не понял, а спросить не решился.

Зато суббота была просто днём обжорства. Вопреки обыкновению в этот день к столу подавали не одно, а сразу три, а то и четыре разных блюда. Столы накрывали во дворе, если не было дождя, а если небо хмурилось, что с приближением осени случалось всё чаще, переходили в главный зал башни. И только в этот день воины сидели за одним столом со своим лордом, но на дальнем его конце. Кроме того мальчикам приходилось тогда прислуживать лорду Кинмаллоху, стоя за его креслом. Кушанья приносили и уносили слуги Доннегана, но они должны были по знаку лорда наливать ему вина или эля и подавать те или иные кушанья, которые тот требовал. Лорду Доннегану тогда прислуживал один из его оруженосцев, рослый Гутри или Кенн. Бертраму такое совсем не нравилось, но приходилось мириться. Таков оказался порядок.

За субботним завтраком, а в остальные дни за обедом видели они и жену лорда Доннегана, которая приходила к столу с двумя их дочерьми. Она была, наверное, одного возраста с мужем, и годы сделали её лицо, видно и в молодости не блиставшее красотой, довольно-таки непривлекательным, если говорить деликатно. Дочери тоже не отличались миловидностью, вобрав в себя худшие черты, как матери, так и отца. Впрочем, с женской половиной замка они мало пересекались. У дочерей лорда были свои прислужницы, занимались они своими делами.

Кроме ежедневных воинских упражнений, мальчикам приходилось ещё чистить и вообще содержать в порядке оружие своего рыцаря и ухаживать за его лошадьми. Окажись они в собственном замке лорда Кинмаллоха, пожалуй, забот у них было бы куда больше. Но Кинмаллох был изгнанником, скрывавшимся под кровом своего друга, и имущество его ограничивалось одним конём, с которым он, правда, не расстался бы, наверное, и за все сокровища мира, доспехами и оружием. Сами они должны были ездить на лошадях, принадлежавших прежде тем людям, которые напали на лорда Кинмаллоха в лесу, и достались ему как воинская добыча. Во всяком случае, так объяснил однажды Александр, которого лорд Кинмаллох, Саймон и остальные называли Алистер. Вскоре Бертрам тоже стал называть этим именем своего друга, так что под ним он и войдёт в наше дальнейшее повествование. Всё это считалось частью обучения воинскому ремеслу, потому что, как говорил лорд Кинмаллох, есть вещи, которые воин не может доверить никому, даже самому верному слуге. И к таким вещам относилось содержание в порядке оружия и лошадей.

Всем остальным, впрочем, не таким уж обширным хозяйством лорда ведал старый Куртан, единственный слуга, оставшийся со своим хозяином. Трудно сказать, сколько ему было лет, но наверняка больше, чем самому Кинмаллоху. Несмотря на возраст, он, однако, неплохо справлялся, хотя и у него обязанностей было теперь куда меньше, чем, если бы они жили в собственном замке лорда. Куртан прибирался в комнате, служившей спальней его хозяина, стелил тому постель, чистил одежду, вместе со слугами лорда Доннегана накрывал на стол. Поначалу Бертрам не знал, как ему обращаться со стариком. Слишком суровым тот выглядел, хотя в присутствии лорда становился весьма почтительным и услужливым.

Тот и сам поначалу будто не замечал их, а когда передавал приказы своего хозяина, говорит только то, что ему было велено сказать. И Бертрам не решился обратиться к старику, когда у него порвалась рубаха. Пару дней он ходил с дыркой, но потом набрался храбрости и пошёл к слуге лорда Доннегана, которого звали Уван, чтобы попросить у него иголку с ниткой. Прежде ему доводилось пришивать пуговицы, так что он надеялся справиться и с более сложным делом. Слуга Доннегана встретил его неприветливо. В тот день ему за что-то сильно попало от хозяина. На просьбу Бертрама он буркнул что-то невразумительное, а потом и вовсе велел убираться прочь. Но случившийся тут же Куртан совсем неожиданно вступился за него.

– Чего ворчишь, – проговорил он, искоса глядя на оторопевшего Бертрама. – Будто трудно помочь. А что у тебя?

Бертрам показал дыру. Куртан вздохнул.

– И что, сумеешь зашить? Ты хоть раз это делал?

Бертрам отрицательно помотал головой.

– Вот то-то…

Старый слуга усмехнулся.

– …Сегодня так доходишь, а вечером приду, возьму и зашью. Вряд ли у тебя получится. Да и не для твоих рук это дело…