Юрий Коринец - В белую ночь у костра

— Делай ваги, — сказал Порфирий.

— Какие ваги?

— Возьми вот эти три берёзки, — сказал Порфирий, — сделай на тонких концах удобные ручки, а комли заостри. Потом поймёшь, что к чему.

Дядя с Порфирием отошли и стали пилить.

— А медведя они не крестили? — крикнул я.

— Медведь от них скоро ушёл, — ответил дядя. — Он погрузился в собственный мир…

— В какой мир? — не понял я: громко жикала пила и шумела река под берегом.

— В свой звериный мир! — ответил дядя. — Каждому своё! Нельзя было делать медведя несчастным.

— А я думал, они его окрестили! И устроили в гимназию! — засмеялся я.

— Не остри! — сказал дядя. — Если ты в чём-нибудь сомневаешься, я не буду рассказывать…

Дядя с Порфирием стали подтаскивать готовое бревно к плоту.

— Я не сомневаюсь, — сказал я. — Я просто так…

— То-то, — сказал дядя сквозь зубы.

Он тащил бревно обеими руками, а трубка дымила у него в зубах.

— А медведь к ним ещё приходил? — спросил я.

— Приходил, — сказал дядя. — Он приходил ещё несколько лет подряд. А иногда мальчик встречал его в лесу. Это были очень нежные встречи!

Дядя и Порфирий положили готовое бревно рядом с другими.

— Они обнимались? — спросил я.

— Обнимались и плакали! — сказал дядя.

— Уж медведь-то вряд ли плакал!

— Ещё как плакал! У него были слёзы величиной с горох!

На другой день в обед плот был готов. Он лежал на десяти очищенных берёзках, положенных перпендикулярно к берегу, у самого крал обрыва, готовый к спуску. И все мы были готовы к спуску.

Пока мы строили плот, мы успели поймать много рыбы — поймать её запросто, между делом. Таким образом, мы обеспечили себя едой, да ещё какой: сёмгой и форелью! Форель мы варили, пекли и жарили, а сёмгу в основном солили. И это было очень важно, потому что продукты у нас уже подходили к концу, а до цели было ещё далеко. Да ещё надо было увезти солёную сёмгу домой, в Москву: для мамы, для папы и для бабушки. И для наших друзей. Так что рыбы нам нужно было много. И Порфирию нужна была рыба — домой. Хотя не столько, сколько нам. Нам-то нужно было больше, потому что мы уезжали, а Порфирий оставался здесь. Теперь вы понимаете, что это было очень важно — наловить и насолить побольше рыбы. И мы её наловили и насолили, но как? — между делом! Потому что в основном мы строили плот.

Между прочим, должен вам сказать, что самые важные дела люди делают между делом. И делают не как-нибудь, а отлично! В этом-то ценность настоящих людей. Люди, например, ездят в трамваях, автобусах и метро и даже в электричках, стоят в очередях — в магазинах, кино и прачечных и в разных там присутственных местах, убирают квартиры, готовят обеды, стирают, штопают носки, и на всё это уходит страшно много времени, хотя ведь не это главное в жизни! Главное в жизни — это любимая работа, которой ты отдаёшь всю душу и все помыслы. А как раз на неё — как это ни странно! — времени остаётся в обрез. Она-то и делается между делом, между разными там очередями и уборками квартир. А плохо-то её делать нельзя, её надо делать отлично, свою любимую работу, потому что она главное в жизни — для неё ты живёшь, её нельзя делать спустя рукава! Так вот, дорогие мои, именно те люди, которые успевают делать своё главное дело между делом, — те и есть настоящие люди, и их большинство! Я не говорю о разных там выскочках, у которых много свободного времени, а настоящего дела нет, — я говорю о настоящих людях, на которых стоит мир! Мир-то стоит не на семи слонах, как думали когда-то, и вовсе не на китах, а на настоящих людях. Вот так-то! Учтите, что эти важные мысли я вам тоже говорю между делом, а теперь пойдём дальше…

Итак, плот был готов. По команде Порфирия вооружились мы вагами — длинными палками толщиной в руку — и встали вдоль плота, лицом к плоту и к реке.

— Подваживай, — тихо приказал Порфирий.

Мы упёрли ваги острыми концами в землю под бортом плота и, приподнимая их, стали спихивать плот с обрыва.

— Раз-два! — командовал Порфирий.

Плот рывками двигался к реке…

— Раз-два!

Плот навис над обрывом…

— Раз-два!

Плот перевалился через край обрыва на берёзки, приставленные к берегу, и заскользил по ним вниз, как по рельсам… Он с шумом врезался в воду, а потом лёг на поверхность, покачиваясь на волнах.

— Ура! — закричал я в восторге. — Ур-ра!

«И в воздух чепчики бросали», — пронеслось у меня в голове, хотя никаких чепчиков у нас не было. Мы бросали их мысленно.

Плот медленно поворачивался в бухте — величественный, широкий, с заострённым носом: средние брёвна немного выдавались вперёд. На носу и на корме плота возвышались подгребицы, П-образные стойки из толстых брёвен, врезанные в палубу. На верхней перекладине каждой подгребицы, в углублениях, лежали длинные вёсла, уходя в воду с носа и с кормы; двигая вёслами, мы будем управлять плотом, когда его понесёт по реке, — будем поворачивать плот или передвигать его по реке то вправо, то влево. На рисунках, которые я нарисовал, видно всё очень ясно.

Мы подтянули плот к берегу за длинный канат, привязанный к носовой подгребице, обмотали канат вокруг пня и стащили на плот вещи.

Помните мою анаграмму «Универмаг «Белая ночь»? Вот эти «универмаги» и «ларёк» Порфирия мы подвесили на концах перекладин, увязав верёвками, чтобы их не замочило водой. С тех пор как мы выехали из Москвы, наши «универмаги» сильно похудели, но всё ещё были тяжёлыми. Кроме них, у нас ещё было два клеёнчатых мешка с солёной сёмгой. Их мы тоже подвесили к перекладинам.

Потом мы разделись, потому что было жарко, и остались в одних трусах, не обращая внимания на комаров: пусть жалят! Сейчас мы поплывём, а комары останутся!

Первыми взошли на плот Порфирий и дядя и встали у вёсел — на носу и на корме. Порфирий был капитаном, а дядя — первым помощником. Я был вторым помощником, а Чанг — матросом. Он стоял на берегу. Я тоже ещё стоял на берегу.

— Отдать концы! — скомандовал Порфирий.

— Есть отдать концы! — крикнул я.

Я отвязал канат, сложил его витком к витку и передал моток Чангу. Чанг взял моток в зубы.

Плот уже отходил от берега, поэтому я действовал быстро.

— Греби влево! — скомандовал Порфирий дяде.

Я влез в воду и взобрался на плот. Канат в зубах Чанга натянулся.

— Чанг! Отдать концы — и ко мне! — крикнул я.

Чанг прыгнул и поплыл к плоту, с канатом в зубах.

— Полный вперёд! — сказал Порфирий.

Порфирий и дядя, стоя на вёслах, выгнали плот на середину реки. Комаров сдуло ветром. Плот весело побежал вперёд. Очертания берегов, залитых солнцем, всё время менялись.

Я сидел верхом на кормовой подгребице, рядом с дядей, который стоял, положив руки на весло. Порфирий стоял на носу. Чанг сидел в середине плота, глядя по сторонам. Я тоже глядел по сторонам. Наконец-то мы отдыхали!