Эльдар Ахадов - Кругосветная география русской поэзии

Сурков Алексей Александрович

ВОСКРЕСЕНЬЕ В ВЕСТ-ЭНДЕ
Вопреки непреложным законам истории,
Исполняя давно устаревшую роль,
Как в далеком «блистательном» веке Виктории,
На охоту и в оперу ездит король.
По старинным аллеям, под липами зябкими,
Каждый день, и неделю, и месяц, и год,
Поражая зевак непомерными шапками,
К Букингему гвардейцы идут на развод.
Где каштаны столетние ветками тонкими
Отражаются в зеркале синих прудов,
Перезрелые леди гуляют с болонками,
Оскорбляя пейзаж Кенсингтонских садов.
И, посильно борясь с невеселыми думами,
По традициям канувших в прошлое дней,
Амазонки и денди с учтивыми грумами
Объезжают в Гайд-парке красивых коней.
Будто рента старинных родов не размотана,
Не построена клетка британскому льву,
Будто «старая добрая Англия» – вот она —
Не в гравюрах, не в книгах – жива наяву!
Сбросьте пыльный парик обветшалой романтики!
Наготу не прикроете ширмой старья.
Из-за хмурых просторов туманной Атлантики
Продиктован вам новый закон бытия.
Раздавил ваши души пресс девальвации,
Планом Маршалла выжжена начисто спесь,
Новый босс отнимает сокровища нации —
Независимость, гордость, достоинство, честь.
Все равно вы утонете в черном неверии.
Декорации прочь! Не поможет игра.
Побрякушки, архивная пыль, мишура —
Вот и все, что осталось от вашей империи.

Светлов Михаил Аркадьевич

ПЕСЕНКА АНГЛИЙСКОГО МАТРОСА
Плыву, плыву в тумане,
Плыву в кругу ночей.
Британия, Британия,
Владычица морей.

Вокруг земного шара
Британская вода,
Стоят у Гибралтара
Английские суда.
Неисчислимы рейсы,
Широкий путь открыт, —
У берега твой крейсер
На Индию глядит,
Ты в Африке оставила
Следы от якорей,
Британия, Британия,
Владычица морей!

Но берегись, Британия!
В морях плывет беда,
Волнуется у берега
Китайская вода.
И что ты будешь делать,
Отечество мое?
Ведь пароход на суше
Не годен под жилье!
Закрой глаза от света
Китайских фонарей,
Британия, Британия,
Владычица морей!

Где плыл корсар на шхуне
Плыву в кругу ночей.
Погасло полполунье
Над родиной моей.
Мамаша! Дело скверно,
Твоя вода бурлит,
Закрытая таверна
На берегу грустит.
Ты опускаешь цепи
Последних якорей,
Британия, Британия,
Владычица морей!

Давай-ка побеседуем:
В какие дни, когда
Поила нас как следует
Британская вода?
Привязанные к мачтам,
Мы плыли по морям,
Нас Англия, как мачеха,
Кидала по волнам.
Так сохни же под солнцем,
Под блеском лучей,
Последняя лужа
Британских морей!

Эренбург Илья Григорьевич

В БРЮГГЕ

1.
В этих темных узеньких каналах
С крупными кругами на воде,
В одиноких и пустынных залах,
Где так тихо-тихо, как нигде,
В зелени, измученной и блеклой,
На пустых дворах монастырей,
В том, как вечером слезятся стекла
Кованых чугунных фонарей,
Скрыто то, о чем средь жизни прочей
Удается иногда забыть,
Что приходит средь бессонной ночи
Темными догадками томить.
2.
Ночью в Брюгге тихо, как в пустом музее,
Редкие шаги звучат еще сильнее,
И тогда святые в каждой черной книге,
Черепичные закопченные крыши
И каналы с запахом воды и гнили,
С черными листами задремавших лилий,
Отраженья тусклых фонарей в канале
И мои надежды, и мои печали,
И любовь, которая, вонзивши жало,
Как оса приникла и потом упала.
Все мне кажется тогда музеем чинным,
Одиноким, важным и таким старинным,
Где под стеклами лежат камеи и эмали,
И мои надежды, и мои печали,
И любовь, которая, вонзивши жало,
Как оса приникла и упала.
3.
Мельниц скорбные заломленные руки
И каналы, уплывающие вдаль,
И во всем ни радости, ни муки,
А какая-то неясная печаль.
Дождик набежал и брызжет теплый, летний,
По каналу частые круги пошли,
И еще туманней, и еще бесцветней
Измельченные квадратики земли.
У старушки в белом головном уборе
Неподвижный и почти стеклянный взгляд,
Если в нем когда-то отражалось горе,
То оно забылось много лет назад.
В сердце места нет ни злу, ни укоризне,
И легко былые годы вспоминать,
Если к горечи, к тревоге, даже к жизни
Начинаешь понемногу привыкать.

Городницкий Александр Моисеевич

БОЛГАРИЯ
В сиянии летнего жара
Расходится круг по воде.
Болгары поют Окуджаву,
Надеясь на завтрашний день.
Наивная эта надежда
Ночами уснуть не дает.
Всё хуже еда и одежда
Становятся здесь, – что ни год.
Грызут апатиты и атом
Природою созданный рай, —
Вдогонку за северным братом
Шагает доверчивый край.
Здесь общую ценят культуру,
И славят общественный труд,
И гонят этнических турок,
И русские песни поют.
Какую погоду назавтра
Готовим мы в этой стране?
Раздумье об этом внезапно
Сегодня приходит ко мне
На площади старой соборной,
Где тёмной вечерней порой,
Еще не разорванный бомбой,
Стоит Александр Второй.

ВАРНА
Особняки довоенных городов
В городе Варна у Чёрного моря,
Слово родное в чужом разговоре,
Зыбкие тени плывущих судов.
Чайки над городом крик сиротлив,
Будто птенца уронила – не рыбу,
Римских построек осевшие глыбы,
Греки и турки – прилив и отлив.
Этот зелёный окраинный Понт,
Прежде Восток разделявший и Запад,
Мидий гниющих томительный запах,
Улочки, с горки бегущие в порт!
Туч паруса в небесах шевеля,
В круговороте имперских обломков,
Непотопляемой кружится лодкой
Многострадальная эта земля.
Между просторов её небольших,
Где появились Кирилл и Мефодий,
Радуюсь я вековечной методе
Местных крестьян и спокойствию их.
Здесь, в непривычной для нас тишине,
Здесь, где когда-то сошлась «Вся благая»,
На сердце тёплой волной набегая,
Странные чувства приходят ко мне, —
Чувство печали и смутной вины,
Зависти к скромному их достоянью.
Эту печаль оценить в состояньи
Лишь уроженец великой страны.

Самойлов Давид Абрамович

СИГЛИГЕТ
В той Венгрии, куда мое везенье
Меня так осторожно привело,
Чтоб я забыл на время угрызенья
И мною совершаемое зло,
В том Сиглигете возле Балатона,
В том парке, огороженном стеной,
Где горлинки воркуют монотонно, —
Мое смятенье спорит с тишиной.
Мне кажется, что вы – оживший образ
Той тишины, что вы ее родня.
Не потому ли каждая подробность,
Любое слово мучают меня.
И даже, может быть, разноязычье
Не угнетает в этой тишине,
Ведь не людская речь, а пенье птичье
Нужней сегодня было вам и мне.