Эльдар Ахадов - Кругосветная география русской поэзии

РЕЙН И МОСКВА
(отрывок)

Я унесен прекрасною мечтой,
И в воздухе душисто-тиховейном,
В стране, где грозд янтарно-золотой,
Я узнаю себя над Рейном.
В его стекле так тихи небеса!
Его брега – расписанные рамки.
Бегут по нем рядами паруса,
Глядят в него береговые замки,
И эхо гор разносит голоса!
Старинные мне слышатся напевы,
У пристаней кипит народ,
По виноградникам порхает хоровод,
И слышу я, поют про старый Реин девы.

«Наш Рейн, наш Рейн красив и богат!
Над Рейном блестят города!
И с башнями замки, и много палат,
И сладкая в Рейне вода!..

И пурпуром блещут на Рейне брега:
То наш дорогой виноград,
И шелком одеты при Рейне луга:
Наш реинский берег – Германии сад!
И славится дева на Рейне красой,
И юноша смотрит бодрей!
О, мчись же, наш Рейн, серебрясь полосой,
До синих, до синих морей!..»

Одоевцева Ирина Владимировна

Угли краснели в камине,
В комнате стало темно…
Всё это было в Берлине,
Всё это было давно.

И никогда я не знала,
Что у него за дела,
Сам он расспрашивал мало,
Спрашивать я не могла.

Вечно любовь и тревога…
Страшно мне? Нет, ничего,
Ночью просила я Бога,
Чтоб не убили его.

И уезжая кататься
В автомобиле, одна,
Я не могла улыбаться
Встречным друзьям из окна.

Городницкий Александр Моисеевич

В Баварии летней, близ города славного Мюних,
Мы в доме немецком гостили в начале июня.
Там сад колыхался в оконном, до пола, стекле,
Дразня сочетанием красок, пронзительно светлых,
И фогельхен утром кричали приветливо с веток:
«Вставайте, бездельники, – завтрак уже на столе».

Плыл благовест тихий от мачты недальнего шпица.
Алела нарядно на крышах крутых черепица,
Над сбитыми сливками белых по-южному стен.
Хозяин в войну был десантником, но, слава Богу,
Под Лугой сломал при ночном приземлении ногу,
А после во Франции сдался союзникам в плен.

Он строил потом водосбросы, туннели, плотины, —
Его окружают знакомые с детства картины
У жизни в конце, понемногу сходящей на нет.
Австрийские Альпы парят вдалеке невесомо,
По радио внук исполняет концерт Мендельсона,
Упругими пальцами нежно сжимая кларнет.

И хмель обретает брожение солнца на склонах
Над быстрым Изаром, у вод его светло-зелёных,
Вокруг навевая счастливый и медленный сон.
И можно ли думать о грянувшей здесь катострофе
Под дивные запахи этого свежего кофе
И тихую музыку? Слава тебе, Мендельсон!

ГЕРМАНИЯ
Этот вид из вагонных открывшийся окон,
Этой зелени пышной насыщенный цвет!
Что Германия больше понравилась Блоку
Чем Италия, в том непонятного нет.
Школьных лет предваряя былые вопросы,
Заготовил ответы любой поворот.
Здесь когда-то поход начинал Барбаросса,
Карл Великий на Майне отыскивал брод.
Меж руинами замков, у ног Лорелеи,
Безмятежного Рейна струится вода.
Почему её так обожали евреи
И себе на беду приезжали сюда?
Вслед за этим в золу обратившимся хором
Восславляю и я то пространство, в котором
То гравюра мелькает, то яркий лубок,
Где над кёльнским растаявшим в небе собором
Обитает в тумане невидимый Бог.
Меж Висбаденом, Марбургом и Гейдельбергом,
Всем блокадным сомненьям моим вопреки,
Возникают великие тени и меркнут
Под навязчивый шёпот знакомой строки.
Триста лет состояли мы в брачном союзе,
То враждуя, то снова друг друга любя.
Не напрасно немецкой медлительной музе
Ломоносов и Тютчев вверяли себя,
Белокурых невест подводя к аналою,
И в итоге недавней войны Мировой
Стали русские парни немецкой землёю,
А солдаты немецкие – русской землёй.
Неслучайно во времени нашем капризном
Начинается новых братаний пора,
И марксизм-сталинизм обнялись с гитлеризмом,
Воплощая в веках завещанье Петра.
Никогда не изжить этот горестный опыт,
Императоров наших остзейскую кровь,
То окно, что когда-то пробито в Европу,
Неизбывную эту любовь.

БРОНЗОВЫЙ ГЕЙНЕ
Бронзовый Гейне на ратушной площади Гамбурга,
Сумрачный гений германский, похожий на Гамлета,
Стынущий молча у края холодных морей.
Видят туристы глазами, до слёз умилёнными,
Что не сгорел с остальными шестью миллионами
Этот случайно избегнувший казни еврей.

Бронзовый Гейне над облаком гари ли, смога ли,
Напоминающий обликом скорбного Гоголя
В скверике пыльном напротив Арбатских ворот.
Благоговейно субботами и воскресеньями
Бюргеры здесь собираются целыми семьями, —
Непредсказуем грядущего дня поворот.

Бронзовый Гейне, из ямы с отбросами вынутый,
Сброшенный раз с пьедестала и снова воздвигнутый,
Пахнущий дымом своих уничтоженных книг,
Пусть отличаются наши родные наречия,
Радуюсь этой, такой неожиданной встрече я,
Единокровный поклонник твой и ученик.

Бронзовый Гейне на площади шумного Гамбурга.
Рюмка рейнвейна над узкой портовою дамбою,
Голод блокады, ушедших друзей имена,
Контур Европы над жёлтою школьной указкою,
Черный сугроб под пробитой немецкою каскою,
«Traurigen Monat November», родная страна.

Бронзовый Гейне, грустящий на площади Гамбурга, —
Томик стихов в переводах, мне помнится, Вайнберга,
Послевоенный лежащий в руинах Большой.
Малая Невка, лесистый ли Гарц, Лорелея ли, —
Что за мечты мы в мальчишеском сердце лелеяли,
К странам чужим прирастая незрелой душой?

Бронзовый Гейне, что зябко под ветром сутулится,
Не переменишь рождением данную улицу,
Город и век, ни в Германии, ни на Руси.
Так повелось со времён Перуна или Одина.
Что же поделаешь, если свобода и Родина —
Две несовместные вещи – проси не проси?

ГАМБУРГ
Меня ностальгия опять донимает, когда
Своё отражение в узком увижу канале
На фоне домов и готических шпилей. Едва ли
Я видел их прежде, впервые попавший сюда.

Возможно мой предок в забытые нынче года,
Сбежав из Испании при инквизиторском сыске,
В чулках с башмаками, в коротких штанах по-хасидски,
Стоял на мосту, и его отражала вода.

В музее диаспоры есть в Тель-Авиве раздел
С путями миграции. Там оказавшись, вначале
Я, помнится, долго на карту цветную глядел,
Стараясь понять, отчего мне всё снятся ночами

Не город восточный, сводящий приезжих с ума,
Не жёлтые горы отчизны моей азиатской,
А тёмный канал, островерхие эти дома,
И низкое небо, покрытое шаровой краской.