Наталия Соломко - Белая лошадь – горе не мое (сборник)

– Нет, – испуганно ответила Мила. – Мне не все равно – мне страшно…

– Ну и дура! – пробормотал Лешка. – Нашла чего бояться.

– Чего бояться? – удивился Васильев. – Вот скоро уже совсем всё откроют – и мы узнаем, как тут все устроено!

– А я люблю из форточки ночью смотреть… – сказала Юля. – Ночью встанешь потихоньку, высунешься, а до самого горизонта окна светят… Так странно – люди кругом живут… Рядом, а никогда не узнаешь, какие они, как им там… А на звезды лучше долго не смотреть: им всё всё равно. И тебе всё всё равно делается, смотришь на них, смотришь и забываешь: где ты, кто ты, зачем ты…

– А из форточки дует, между прочим, – перебил сестру Кукарека. – И прямо на меня! Понятно теперь, почему я всегда простуженный!

– Хоть бы они прилетели!.. – вздохнул Адыев.

– Сан Сенич! А про «летающие тарелки» – это правда? – раздалось сразу несколько голосов.

– Да вранье! – закричал сердито Кукарека.

– Почему это – вранье?! – возмутились девочки.

– А вы их видали?

– А может, и видали! – заводным голосом сказал Вова Васильев.

– Интересно, где это ты видал?

– Где надо!

– А не видал, так и не говори!

Не приходилось сомневаться, что к представителям иных цивилизаций Кукарека относится крайне недоброжелательно.

– По его, не видел – так этого, значит, и нет! – заступился за пришельцев Адыев.

– А и хотя бы!

– А магнитное поле ты видел? Что ж, его тоже нет, по-твоему? – поинтересовался Боря, который снисходительно прислушивался к этому разговору, но не вмешивался.

– Магнитное поле – это ладно! – сердито сообщил Кукарека. – Оно наше, а не чужое какое-нибудь… А этим чего надо? Приперлись на своих «тарелках» и подглядывают? Кто их звал?

– Зато они войны не допустят! – вмешался Адыев.

– Ой, хорошо как! – обрадовалась Мила. – Кукарека, слышишь? А ты на них злишься!

– А по-моему, стыдно… – тихо сказала Юля. – Будто мы дети, а они поставлены глядеть, чтоб мы чего не натворили… Мудрые дяди с другой планеты!

– Так у них же цивилизация выше нашей! Вот они и хотят помочь!

– Больно надо! – завелся Кукарека. – Если б они как люди – прилетели, представились! А то засекретились!

– Темный ты! – закричал Васильев. – Не понимаешь. Да, им же сперва разобраться во всем надо!

– Пусть у себя разбираются!

– А они у себя уже разобрались!

– И мы разберемся! – уверенно сказал Кукарека.

– Детское время кончилось, – скомандовал Саня.

У костра остались только Юля и Боря, они были «взрослые», к ним это не относилось.

Боря был молчалив и сосредоточен на своем несчастье. Вчера он опять ездил по городу, искал ПТУ, где еще принимают желающих получить рабочую профессию. И нашел. Но Арсений Александрович решительно отказался выдать Боре документы: никаких ПТУ, надо кончать школу, а не дурака валять… Боря сообщил ему, что вообще-то любой труд почетен, что сейчас большая нехватка рабочих рук, но Арсений Александрович остался неумолим. А ведь все так хорошо складывалось: и кормили бы три раза в день, и одевали, и общежитие обещали дать, несмотря на то что Боря не иногородний. А через два года стал бы Боря высококвалифицированным маляром-штукатуром…

Боря сидел, глядел в огонь и мечтал, как идет он по городу, в спецовке идет такой, синей, грубой, заляпанной краской (он видел таких людей на улицах), на ногах у него тяжелые грязные ботинки, а навстречу – отец… В своем любимом светлом костюме, с бабочкой, в руках цветы (с премьеры идет)… И вот они случайно встречаются на улице – главный режиссер театра и маляр-штукатур. Боря с сожалением смотрит на отца (взрослый, сильный, всего сам достигший, не сломленный жизненными испытаниями человек), а отец прячет глаза, отец приходит домой, отец курит сигарету за сигаретой, не спит, бродит по квартире… Ночью у Бори раздается звонок… Или нет, Боря ведь живет в общежитии, там нет телефонов, а, допустим, номер мобильника отец не знает… Ночью кто-то стучит в дверь. Боря открывает. Это отец. Он говорит глухим, растерянным голосом: «Я пришел сказать, что я все понял. Ты прав, я прожил жизнь напрасно…» А Боря ему отвечает: «Извини, но я ничем не могу тебе помочь, ты сам во всем виноват…»

– Да хватит тебе переживать… – вздохнул Саня.

– Александр Арсеньевич, ну как вы не понимаете? – сердито отозвался Боря. – Не могу же я жить на вашем иждивении.

– Перестань, – поморщился Саня. – Прокормим. – И подмигнул безутешному Боре. – Зато, когда станешь великим режиссером кино, мы же гордиться будем, а?

– Я считать все буду, а потом отдам…

– Тьфу! – Саня даже рассердился. – Счетовод!

– Да нет, Борька прав, – покачала головой Юля. – Неловко это как-то… Надо что-то придумать… Слушай, Борь, а ты на почту иди, телеграммы носить!

– А возьмут?

– Да бросьте вы, зачем это нужно! – не согласился Саня.

А из палатки вылез Кукарека в обнимку с рыжим котом Вовы Васильева (Вова расставался с ним только на время занятий в школе) и заявил:

– А чего? Конечно, иди, Боря! Ты же мужчина, а мужчина сам за себя отвечает!

– Живо в палатку, мужчина! – нахмурился Саня. – Завтра не поднять будет, да?

– А если мне надо?

– Коту тоже надо?

– А там темно. Я один боюсь! – И Кукарека, прижимая к груди рыжего, ушел в лес. – У нас Юлька каждое лето работает, – прокричал он из тьмы, – потому что маминой зарплаты не хватает, а на мне к тому же и горит все, как на огне. Что ж делать? Я, как в восьмой перейду, тоже буду летом работать. А Борька что – хуже?

– Вот именно, – подтвердил Боря.

– Ему даже полезно, раз он в кинорежиссеры собирается, – сказала Сане Юля. – Ему жизнь надо очень хорошо знать, а не только книжки читать…

– А книги разве не жизнь? – спросил Саня.

Юля взглянула на него темными своими строгими глазами, улыбнулась и сказала:

– Вы очень хороший… И добрый… Только вы еще совсем ребенок…

От этих слов обидно стало Сане и счастливо, и, чтоб Юля, Боря и Кукарека этого не заметили, он иронически улыбнулся и сообщил Юле, что она сама еще очень юная и глупая особа. А Юля ему ответила, что женщина внутренне взрослеет раньше мужчины, и поэтому внутренне она значительно старше…

– Ну да, – сказал остроумный Саня, – вы мне внутренне в бабушки годитесь, да?

А потом Боря уснул прямо у костра. Лес стоял тихо-тихо.

– Я вас помню, когда вы еще в школе учились… Вы с нами на концерт ходили. Зимой, в пятом классе… Тогда снег шел такой пушистый, мы его ртом ловили, пока Аристотеля на остановке ждали. Мы на конечной договорились встретиться и ехать вместе, а он опаздывал. Мы уже хотели за ним бежать, а тут вы вместе пришли… Помните?

Саня помотал головой.

– Вы были без шапки, весь в снегу, а Аристотель сказал: «Это мой друг Саня, прошу любить и жаловать», а мы сразу стали вас разглядывать… Так интересно было!