Егор Пигулевский - Невымышленные истории вымышленных персонажей

– Вот дела-а… – сказал Бубня, которому стало очень жаль друга, пролежавшего на холодном полу всю ночь без движения и неспособного освободиться из-под лежащей и давящей на него лестницы, которую он же сам, Бубня и смастерил год назад из широких дубовых досок, чтобы та была тяжелее и массивнее и прослужила не меньше ста лет.

– Снокс очень не хотел, чтобы я звал тебя на подмогу, – сказал уже на подходе к дому зверя Шныра, – Он рассказал мне, почему вдруг, на ночь глядя, решил заняться спортом.

– Ох, ох, ох, – стонал Бубня, – Подумаешь!

– Да уж, натворил ты делов, – безучастно, отозвался Шныра, глядя в глаза другу, потом отвернулся и быстро поднялся в дом.

– Наверное, если бы я знал! – сам себе сказал Бубня и почесал затылок под шапкой, – Если бы я знал… Но я-то не знал!

Поднявшись в дом, друзья быстро прошли в чулан, где на полу, придавленный лестницей, лежал Снокс. Шныра, пытаясь выручить друга, закутал его в несколько слоёв тёплого платка, под голову засунул подушку, но по всему было видно, что валяться распластанным под тяжестью было мало того, что не комфортно, но ещё и очень зябко. Бубне даже показалось, что на холодном полу в свете тусклой лампочки он видит иней. В один момент ему стало жаль Снокса.

Сгорая от стыда и извиняясь, зверь тут же поднял лестницу. Снокс выглядел уставшим. Под глазами появились большие темные круги.

– Снокс, пожалуйста, – взмолился Шныра, – Ты очень устал, всю ночь пролежал в чулане, но нам очень нужно найти в лесу полынь. Только ты можешь помочь нам, у тебя лучший во всем Вымышленном лесу нюх.

– Да, да, конечно, – тихо сказал Снокс, – Я сейчас же пойду.

– А мы тебе поможем. Будем нести фонари, – предложил Шныра.

Звери быстро собрались и отправились в путь. Снокс бегал от одного куста к другому, нюхал ветки, некоторые пробовал на вкус. Бубня, которому после спасения друга стало намного легче, присел на пенёк и беззаботно спросил Шныру.

– Может быть, я пойду домой? Мы же спасли нашего проворного друга?

– Если хочешь, конечно, иди, – равнодушно ответил Шныра, внимательно следивший за перемещениями Снокса, – А тебе не интересно, зачем нам среди ночи понадобилась полынь?

Бубня вопросительно посмотрел на товарища.

– Всё дело в том, – начал рассказывать Шныра, – Что Нюмнюмнику совсем худо, жар у него, в бреду он. Ему срочно нужен лечебный отвар.

Бубня похолодел.

– Так у Соняки же есть все возможные настойки и травки, – сказал Бубня, хотел было что-то ещё добавить, но осёкся…

– Да, целебные травы у неё были, только она выкинула всё, потому что кое-кто, – тут Шныра сделал долгую паузу и пристально посмотрел на Бубню, – Сказал ей, что толку от её настоек нет!

Зверь соскочил с пенька, схватил второй фонарь и хотел побежать к Сноксу, чтобы помочь ему побыстрее найти полынь, которая даже ночью, даже в одиноком пустом лесу пахнет так сильно, что её ни с чем не перепутаешь, но поскользнулся на торчащем из земли мокром корешке и упал.

– Нашёл, нашёл! – закричал Снкос, выбегая довольный из кустов и волоча за собой больший куст сухой полыни, – Скорее, Бубня, чего ты разлёгся? Помоги мне нарвать веточек. И ты, Шныра, тоже не стой.

Бубня вскочил с места и уже через несколько секунд складывал сорванные ветки в лукошко. Когда собрали столько, сколько нужно, зверь отдал корзинку Шныре и побежал к Нюмнюмнику.

– Что же это такое? – говорил он сам себе, – Как же могла Соняка всё выбросить? Неужели только из-за меня. Ах, какой я дурак! Ах, какой дубина! Но если бы я знал, конечно же не стал бы ничего ей говорить.

Бубне было так стыдно, что иногда он хотел развернуться и побежать прочь, лишь бы не видеть глаз своих друзей. Нюмнюмника же он очень хотел увидеть, но жутко боялся. В голове зверя со скоростью молнии проносились одна за другой мысли. «Как так получилось, что я его не проведал? Почему я не пошёл со Шнырой? Почему не отнёс малинового варенья сразу? Но я же не знал, что он так тяжело болен!» – пытался найти себе оправдание зверь, – «Так я думал, что он просто простыл. Но разве при обычной простуде лучшим друзьям не нужно внимание и забота?» Мысли Бубни метались, он задавал себе великое множество вопросов, спорил, находил ответы, опять спорил и всё время возвращался к одному и тому же выводу: предательство начинается с малого, еле заметного даже не поступка, а не совершённого поступка. Бубня бежал, сейчас он не хотел спать, не хотел есть, ему было не важно, насколько холодно или ветрено на улице, ему было важно навестить Нюмнюмника, спросить у него: «Как ты себя чувствуешь, дружище?» Почему-то именно сегодня Бубня очень боялся, что может случиться что-то непоправимое. А раз Шныра, внимательный и заботливый, но толстокожий и обычно хладнокровный Шныра, поднял на уши весь Вымышленный лес, значит здоровье Нюмнюмика в серьёзной опасности.

– А если я не успею? – Бубня замер, как вкопанный.

– То это останется с тобой на всю жизнь, – ответил сам себе зверь, – Из года в год ты будешь думать о том, что вместо того, чтобы принести лекарство товарищу, ты лёг спать. Конечно, это жалость к себе, конечно. В обоих случаях – жалось. Удивительно, как в одном маленьком звере умещается столько жалости, но разве дана она только ради того, чтобы тратить её на себя? Не много ли её на одного зверя? Не лучше ли отдавать её другим? Тогда это будет уже совсем другая жалость, не замкнутая на самом себе, а во благо. Если бы я подумал об этом раньше? – сказал зверь, – Если бы я знал это раньше…

Бубня бежал по тёмному Вымышленному лесу, в котором так быстро наступила осень, что никто даже не успел толком попрощаться с летом. Бубня бежал по размытым дорожкам, лапы его болели оттого, что сапоги были неправильно обуты, но всё это было такими мелочами, такими пустяками. «Мне надо отдать свою жалость другу», – эхом разносилось у него в голове, вопросов больше не было, кажется, он нашёл решение. Бубня бежал.

Зверь остановился перед домом друга. Постучал. На порог вышла Янам. Она была грустной и уставшей. Бубня знал, что она не спала всю ночь. Молча Янам поманила зверя лапой. Тот вошёл. Снял шапку. Сапоги. Поставил их аккуратно в сторонку. Повесил куртку на гвоздь. И медленно, тихо, словно боясь вспугнуть жизнь, подошёл к лежавшему на кровати Нюмнюмнику. Из глаз Бубни полились слезы, таким беззащитным, одиноким казался сейчас этот маленький зверёк с ирокезом на голове. Бубня потянулся и взял лапу друга. Она была ледяной.

Нюмнюмник открыл глаза.

– Привет, – тихо сказал он.

– Привет, – ответил Бубня.

Зверёк хотел сказать что-то ещё, но у него не получилось. Слишком мало у него осталось сил.