Вадим Радаев - Смотрим кино, понимаем жизнь: 19 социологических очерков

Приведем слова из важного монолога главной героини в момент ее вдохновленного увлечения: «Как мы ужасно несправедливы к нашему народу. Мы их просто не понимаем. Вот Вика, она же и есть тот самый народ. Да, у нее хамские манеры, да, она одевается как проститутка. Но при этом какая витальная сила, какая она яркая, сколько в ней всего намешано». Во всем этом видится сложное переплетение самых противоречивых чувств – от искреннего презрения к народным выходцам до столь же искренней зависти к ним.

Искренний романтический порыв, как заведено, вскоре заканчивается. Интеллигенция быстро начинает уставать от общения с Народом (не выдуманным, книжным, пасторальным, а реальным и чисто конкретным). Вдобавок прирученная особь постепенно выходит из-под тотального контроля, начинает совершать самостоятельные поступки. Она обживается и заявляет свои права: «Ну, давай, раз мне тут жить, будем делать так, как мне удобно». И проявления такой самостоятельности оказываются неожиданными и неприятными. Ведь хочется, чтобы тебе (и только тебе) были всем обязаны, смотрели буквально в рот.

В итоге именно Лиза, а не «прирученная» Вика чувствует себя обманутой в лучших чувствах. Интеллигенция раз за разом пытается внушить народу ложные надежды, но в итоге каждый раз лишается надежды сама. Провинциалка Вика никогда и нигде не пропадет. А вот интеллигентная Лиза вновь оказывается не у дел. И адюльтер ее бывшего мужа со вновь обретенной подругой не привносит ничего нового, просто открывает глаза, ускоряет процесс понимания того, что ничего, по сути, не изменилось и не могло измениться. Внешняя опора, оказывается, ничего не поддерживает, костыли подламываются. Ситуация приходит к очередному тупику. Первоначальные восторги и умиление чужой простотой быстро сменяются растущим раздражением и очередным разочарованием. А из нахлынувшего разочарования вспыхивает ненависть. Впрочем, и она не является Большим Чувством.

Финал фильма – какой-то смятый, оборванный и нелогичный, впрочем, как сама Жизнь. Героиня пытается убить свою воспитанницу, но, разумеется, не может этого сделать, ибо ничего в этой жизни – ни плохое, ни хорошее – не может довести до конца. Остается тривиальная сдача надоевшей подруги в «ментовку», как собачки: понравилась – взяла из приемника, разонравилась – вернула туда, откуда взяла. Чтобы потом сожалеть и раскаиваться, обрести новые поводы для самокопания. Финальные поступки – не что иное, как очередной акт безжалостного саморазрушения главной героини.

В интеллигентской среде вроде бы существуют нормы справедливости, благородства, и, кажется, для людей это не пустой звук. Но все эти нормы рассыпаются, когда прорывается самолюбивое «Я». И оказывается, что при всей своей интеллигентности, можно легко нагадить и нагрубить, поступить подло, даже преступно. А потом, конечно, искренне переживать по этому поводу. Словом, сплошная достоевщина, да и только. Даже в этой высокообразованной группе слой цивилизованности, этот защитный панцирь культуры, оказывается слишком тонким. В критическую минуту, когда внезапно побеждает жалость к самому себе, наружу прорывается варвар. И это, напомним, лучшие люди – высший (питерский!) интеллигентский слой. Научные работники!

Здесь отчаянно не хватает жизненного огня. При этом сохраняется смутное желание больших и благородных поступков, которое толкает к разного рода миссионерству – помощи сирым, убогим, обездоленным, побуждает как-то бороться с вековой несправедливостью. Хочется кого-то осчастливить, чтобы чувствовать себя «хорошим человеком». По сути, в отсутствие утерянных ранее (или не приобретенных) внутренних опор идет мучительный поиск какой-то внешней опоры, которая каждый раз оказывается слишком шаткой, недолговечной и неубедительной. Не найдя точку опоры в самом себе или в каком-то значимом Деле, не удается найти выход, обрести желанный драйв.

Все эти люди нам не только понятны, они близки и симпатичны. За них переживаешь (или сопереживаешь). «Дружок, я все знаю, я сам, брат, из этих». Но совершенно непонятно, как им помочь. И помочь, видимо, уже нельзя. «This is the end, beautiful friend», как убедительно пел Джим Моррисон.

Это конец интеллигенции. Не в том смысле, что ее представители исчезают или окончательно сходят со сцены. Они действительно уйдут, но лишь вместе со своими поколениями, не раньше. А потом, глядишь, этот архетип еще воспроизведется в чуть измененном (осовремененном) обличье. Сегодня же речь идет об очередном тупике и состоянии безысходности.

«Мы присутствуем при развале и разложении традиционного интеллигентского духа; законченный и целостный, несмотря на все свои противоречия, моральный тип русского интеллигента, как мы старались изобразить его выше, начинает исчезать на наших глазах и существует скорее пониманием своего личного назначения» [56] Письма А.И. Эртеля / под ред. и с предисл. М.О. Гершензона. М.: Типография И.Д. Сытина, 1909. С. 294–295. . Эти слова написаны более столетия назад. Что-то изменилось?

Рукопись молодого писателя попадает в литературное издательство и начинает влиять на жизнь любого, кто откроет ее и прочтет хотя бы страницу. Четыре рассказа из рукописи – это четыре истории с непредсказуемой развязкой [57] КиноПоиск. https://www.kinopoisk.ru/film/656093/ .

Пришло время поговорить о страхе – одном из базовых психических состояний человека, создающем мощные мотивы к действию или, наоборот, к бездействию. Наши страхи многолики. Они могут возникать из прямых угроз – жизни, здоровью, материальному благополучию или социальному статусу. В таких случаях человек оказывается под воздействием негативной мотивации и принуждения – безальтернативного подчинения внешним по отношению к нему обстоятельствам, лишающим его всякого реального выбора [58] Подробнее о принуждении см.: Радаев В.В . Экономическая социология. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2008. Гл. 4. . Но страхи возникают также и в отсутствие явных угроз – например, как порождение неопределенности, которую человек не в состоянии просчитать. Это страх другого рода – перед неизвестностью, когда ты вроде бы свободен в своем выборе, но опасаешься дурных (или далеко не самых оптимальных) последствий собственного выбора, которые ты не способен контролировать.

Следует признать, что современный человек в целом намного более защищен от разного рода прямых угроз, но сталкивается со всевозрастающей неопределенностью, порождающей многообразные сомнения и страхи, накопление которых, в свою очередь, приводит к стрессам и депрессиям. Мы попытаемся показать, почему человек сегодняшнего дня одержим разного рода страхами и как он выискивает средства для совладания с ними. И в этом нам поможет фильм режиссера Михаила Сегала «Рассказы», составленный как сборник киноновелл, каждая из которых представляет отдельный жанр: абсурдистскую комедию («Мир крепежа»), социальную сатиру («Круговое движение»), мистический триллер («Энергетический кризис») и ироничную мелодраму («Возгорится пламя»).