Вадим Радаев - Смотрим кино, понимаем жизнь: 19 социологических очерков

Временами слышатся дежурные жалобы на какую-то партийную функционершу, которая гнобит порядочных людей. Но саму функционершу на экране мы не видим, это своего рода мифический персонаж. И дело не в ней, и не в бесхребетном директоре музея, всеобщем друге, который не может вытащить и продвинуть коллективное дело хотя бы куда-нибудь, а только пишет в никуда бесконечные просительные письма. Стенания про внешнее давление и про то, что «нам не дают работать», выглядят как ритуальные оправдания очевидной стагнации и отсутствия глубокого интереса к тому, что ты делаешь.

Собранные этнографические коллекции не разбираются годами. И характерно, что наши герои вообще не говорят о работе. Они «трындят» о чем угодно, кроме самой работы в ее профессиональной части. Могут пожаловаться на то, что их не пускают в какие-то поездки. Но на самом деле и ехать куда-то уже особо не хочется. Они, по сути, спят на работе, в том числе и в прямом смысле слова. Перед нами феномен, который в работе социолога Ирины Мерсияновой был назван «сплоченным бездействием» [50] Мерсиянова И.В., Чешкова А.Ф., Краснопольская И.И . Самоорганизация и проблемы формирования профессиональных сообществ в России. М.: Изд. дом ВШЭ, 2011. .

Здесь не обнаруживается следов не только всепоглощающей, но даже сколь-либо напряженной интеллектуальной деятельности. Вполне возможно, когда-то такая деятельность была и глаза горели. Сейчас это, скорее, превратилось в привычку. Иногда отношение к работе перерастает в плохо скрываемое отвращение, как в коротком эпизоде с женщиной-архитектором, проявляющей откровенный снобизм по отношению к заказчику и всяческое нежелание с ним коммуницировать, хотя заказчик, судя по голосу, вполне приличный человек и вовсе не обязан знать профессиональные архитекторские заморочки (его показывают издали, и благодаря этому он превращается в обобщенного Заказчика).

В интеллигентской среде за долгие годы накоплены многочисленные знания. Но не очень понятно, кому и зачем они нужны. Да, конечно, есть идея сохранения и воспроизводства Культуры. Эта идея мощная и, несомненно, правильная, но слишком уж общая. И самих ее носителей, видимо, смущает то, что крайне трудно увидеть какие-то непосредственные и осязаемые результаты собственного труда. А хочется ведь понять, что именно ты сделал, пожать те самые плоды Культуры. А предъявить, похоже, по большому счету нечего.

На этом фоне формируется защитная реакция в виде снобизма, проявляется неспособность и даже некоторое презрение к деланию вообще. В частности, возникает выраженное глубокое презрение к физическому труду. Например, для уборки нанимается посторонняя женщина. И лозунгом материальной помощи несчастной женщине прикрывается, по сути, нежелание убираться самой. Нам намекают на то, что мы, дескать, люди высокодуховные и негоже нам самим в грязи ковыряться. Поэтому вставить новое стекло в любимую картину за целый месяц у главной героини никакой возможности не находится. И на грязной плите стоит отвратительно закопченный чайник, который некогда отчистить (чем она так занята?). Если же заглянуть чуть поглубже, то обнаружим и презрение к труду как всякой целесообразной деятельности. А приоритет отдается созерцанию как деятельности принципиально отвлеченной и неутилитарной.

Все это соседствует с идейным отвержением материальной обеспеченности и богатства. Точнее, абстрактное желание материального благосостояния для всех здесь соседствует с устойчивым презрением к богатству. Вот как писал об этом еще в 1909 г. С.Л. Франк: «Интеллигенция любит только справедливое распределение богатства, но не самое богатство; скорее она даже ненавидит и боится его. В ее душе любовь к бедным обращается в любовь к бедности. Она мечтает накормить всех бедных, но ее глубочайший неосознанный метафизический инстинкт противится насаждению в мире действительного богатства» [51] Франк С.Л . Этика нигилизма // Франк С.Л. Сочинения. М.: Правда, 1990. С. 102. .

Сформировался специфический морализм, диктующий презрение ко всему вещному. Оно проявляется в самых разных отношениях: можно терпеть материальную неустроенность, кое-как одеваться, всю жизнь передвигать старую мебель, место которой на помойке. Начинает практиковаться личный аскетизм сродни монашескому, только без соответствующей духовной работы. Крепнет нежелание проникаться буржуазным (мещанским) духом, который отождествляется с благополучием. И характерно, что это касается не только материального, но и духовного богатства, которое тоже считается своего рода «роскошью».

В связи с этим уместно привести еще одно высказывание Франка: «Прежде всего, интеллигент и по настроению, и по складу жизни – монах. Он сторонится реальности, бежит от мира, живет вне подлинной исторической бытовой жизни, в мире призраков, мечтаний и благочестивой веры» [52] Франк С.Л . Этика нигилизма // Франк С.Л. Сочинения. М.: Правда, 1990. С. 104. . И наша главная героиня действительно ведет себя как типичная монашка. Грехопадения иногда допускаются (редкий секс, алкогольные возлияния), но они погоды не делают, лишь помогают ей сохранить какую-то человечность.

В этом мире нет Любви. Время от времени случается секс с давно нелюбимым человеком. Бывший муж три года спустя после развода зачем-то продолжает нарезать круги, напоминая «чемодан без ручки» – и использовать неудобно, и выбросить жалко. Былое прошло, а нового не возникло (и был ли поиск?).

Главные герои замыкаются в узком кругу. Это свой мирок – почти сектантский. По выражению главной героини, «мы – сборище аутистов». Все как-то сцеплены и слеплены истекшим временем. Одни и те же старые песни, надоевшие воспоминания. И нет глубокого взаимного человеческого интереса (когда-то он, наверное, был), они уж слишком хорошо друг друга знают, ожидать больше нечего. Когда-то наверняка кто-то кому-то нравился, и даже очень. Кто-то с кем-то хотел переспать, уже переспал или пожил вместе. Теперь же все переговорено, все любимые песни перепеты по тысяче раз. Но они продолжают цепляться друг за друга, хотя их вместе уже мало что удерживает.

Важная черта главной героини – нарочитое отрицание женской сексуальности. Можно позволить себе быть неряшливой, не брить ноги (едкое замечание бывшего мужа), одеваться, как говаривали ранее, в стиле Надежды Константиновны Крупской (официальной жены В.И. Ленина). Даже удивительно, как будто высокая духовность мешает женщине быть Женщиной. И если наложить хороший макияж и сделать эпиляцию, то ты непременно потеряешь интеллектуальный облик? Впрочем, у такого отношения тоже есть давняя традиция. Еще более столетия назад интеллигенты-разночинцы вели внутреннюю борьбу с собственной сексуальностью, осуждая и отрицая чувственность как нечто пошлое и недостойное [53] Белова А., Мицюк Н., Пушкарева Н . Сметая запреты. Очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков. М.: Новое литературное обозрение, 2020. . Правда, в те времена речь шла прежде всего о мужчинах, но самого принципа это не меняет.