Вадим Радаев - Смотрим кино, понимаем жизнь: 19 социологических очерков

Поводом для начала этого разговора для меня стало не кино, а книга Алексея Юрчака «Это было навсегда, пока не кончилось» про поколение позднего социализма: некоторые ее мысли оказались удивительно созвучными моему пониманию и жизненному опыту [88] Юрчак А. Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение. М.: Новое литературное обозрение, 2014. . Тем более книга была написана как раз о моем поколении, и сам Юрчак тоже его представитель (к его книге мы еще вернемся). Когда же захотелось обсудить эту тему на киносеминаре, оказалось, что подходящий фильм найти довольно трудно. Ведь требовалось не просто советское кино, а кино, которое пытается объяснить советское общество, а с этим, оказывается, негусто. В советское время было снято множество хороших фильмов, но рефлексии в них все же было маловато. И дело даже не в цензуре или, по крайней мере, не только в ней, авторам явно не хватало ресурса дистанцирования от советского бытия, недоставало какого-то альтернативного опыта.

Поиски среди плодов постсоветского кинотворчества тоже не увенчались успехом. Хотя вроде бы есть из чего выбирать – появились современные ретромелодрамы («Оттепель», «Любовь в СССР»), рассказы про маргинальные группы и явления (нашумевший фильм «Стиляги» и более слабый во всех смыслах сериал «Фарца»). Разные по качеству и выхватывающие какие-то фрагменты прошлого, эти фильмы все же не дают удовлетворительных объяснений. Более того, возникает ощущение, что понимание советского постепенно вырождается в набор типовых клише.

В итоге после долгих мучений я решил обратиться к фильму 1982 г. «Остановился поезд» Вадима Абдрашитова – советского режиссера, работавшего в паре со сценаристом Александром Миндадзе. Упомянем, что в фильме звучит музыка советского электронного гения Эдуарда Артемьева. Фильм не остался незамеченным. Двумя годами позднее Абдрашитов получил за него Государственную премию РСФСР имени братьев Васильевых, а Миндадзе – специальный приз жюри за сценарий на кинофестивале авторского фильма в Сан-Ремо.

Фильм выглядит очень неброско (кто-то скажет – скучно). Он немного мрачноват и зануден, впрочем, как и вся поздняя советская жизнь, и в этом отношении он советской действительности вполне адекватен. Вдобавок фильм весьма этнографичен, ненавязчиво передает общую атмосферу, и люди на экране выглядят вполне правдоподобно – такими мы их и видели в советское время. Но главное, при более внимательном просмотре ощущаешь, что картина наполнена внутренним напряжением и выводит нас на многие болевые точки ушедшего советского общества.

Эту атмосферу внутреннего напряжения привносят, пожалуй, лучшие советские актеры – Олег Борисов и Анатолий Солоницын. Причем известно, что не нуждающийся в особых представлениях Борисов, до того не желавший сниматься на киностудии «Мосфильм», после прочтения сценария согласился на главную роль следователя Ермакова. Про Солоницына же следует напомнить, что он был одним из любимых актеров Андрея Тарковского и снимался во всех его основных фильмах: «Андрей Рублев», «Зеркало», «Сталкер», «Солярис». Помимо этого он снимался у Ларисы Шепитько, Алексея Германа, т. е. у самых требовательных режиссеров своего времени. А еще известно то, что во время съемок фильма «Остановился поезд» Солоницын неизлечимо болен, у него рак легких, и он знает об этом. Поэтому его фразу в кадре «За жизнь. За что еще пить в моей ситуации» начинаешь воспринимать буквально. Он умер 11 июня 1982 г. в возрасте 47 лет, не дожив до официальной премьеры фильма, который и выбран в качестве входной точки для наших рассуждений.

О чем этот фильм? Не закрепленные должным образом товарные платформы выкатываются навстречу пассажирскому поезду. Помощник машиниста успевает соскочить. А машинист не выпрыгивает, пытается тормозить, тем самым спасая от гибели многих людей, но в результате погибает сам. Автоматически заводится уголовное дело. Приехавший следователь Ермаков обнаруживает «клубок бездействий» (разгильдяйства и бесхозяйственности). Вскоре оказывается, что в этой истории все нарушали принятые правила. Датчик на тепловозе неисправен, в результате машинист не знает фактическую скорость, с которой движется состав; начальник депо выпускает неисправный тепловоз на линию; путейский рабочий не ставит требуемый башмак под колесную пару. Точнее, вместо двух башмаков (по официальной норме) ставит один (как всегда ставили). Все делается кое-как, наполовину. И ясно, что этот случай совсем не исключительный, скорее, он проявление обычного и привычного положения дел [89] История не выдуманная, а, скорее, пророческая. Буквально аналогичный случай с меньшим количеством башмаков, поставленных кондукторами под колесные пары, произошел 31 мая 1996 г. (через 14 лет после выхода фильма) на перегоне Болотное – Тайга около станции Литвиново Кемеровской области. В результате аварии погибло 19 человек, ранено 59 (информация «КиноПоиска»). .

Следователь, как положено, пытается найти виновных и доказать их виновность. Найти их оказывается легко, а вот с доказательствами возникает серьезная проблема. Следователь сталкивается с местным сообществом захолустного городка, оказывающим пассивное (чаще) или даже активное (реже) сопротивление следствию, явно сочувствуя нарушителям. Все просят Ермакова не копаться в этом деле и скорее уехать.

В гостинице принципиальный Следователь сталкивается с не столь принципиальным Журналистом (в исполнении Солоницына), который умен, в чем-то циничен, судя по пиджаку и рубашкам, вполне благополучен (в советское время говаривали «умеет жить»). Он пишет статью о героизме погибшего машиниста, при этом намеренно искажает факты. И любопытно, что делает он это по личному порыву, не из какого-то примитивного эгоизма и не по приказу сверху. Он хочет хотя бы как-то помочь местным людям или, по крайней мере, не осложнять их и без того несладкую жизнь. Он говорит следователю: хватит жертв, дайте людям пожить спокойно. Они работают, как умеют – да, криво и косо, но по-другому их работать не научили, и это не их вина.

Журналист – прекрасный представитель отряда советских идеологов, которые были подлинными мастерами даже не столько двоемыслия в стиле Джорджа Оруэлла, сколько перекрашивания и реинтерпретации. Они привычно превращали нужду в добродетель, например, представляли бесхозяйственность как героизм. Нарушители оказывались пострадавшими – в итоге погибший получал памятник и добрую память, вдове выдавали пособие, а старухе-матери пенсию. Такие идеологи пытались, иногда безуспешно, обратить энергию развала и энтропии в склеивающую силу, пусть даже склейка шла «на хлебный мякиш». В итоге в советское время работала мощная фабрика, производящая мифологических героев. Так и в эпизоде нашего фильма местная учительница, рассказывая о школьном прошлом погибшего машиниста, конструирует миф о мальчике, который всю жизнь только и делал, что готовился к подвигу.