Антон Долин - Оттенки русского. Очерки отечественного кино

Вы не боитесь сделать хуже?

Нет. Страх есть всегда, но перед проектом, а не перед прошлым. Страх не найти правильного пластического языка, ошибиться в расстановке акцентов. Многие считают, что каждую картину надо снимать как последнюю, — а я считаю, что как первую! Всё начинаешь с начала. А бояться — «не сделать бы хуже „Механического пианино“…» Я вообще не чувствую груза тех картин. Я их не помню, по большому счету. Слава тебе Господи, отношусь к ним очень легко: «хвалу и клевету приемли равнодушно». Кому-то не нравятся — и ладно. Нет во мне и зависти к другим. Наоборот: мне очень нравится, когда мне что-то нравится. Пагубная идея — считать чужие поражения собственными победами. Этим питаются крысы, а я крыс не люблю.

Вы сделали безумно сложную, многофигурную картину. Каково было еще и играть в ней главную роль?

Страшно, конечно, было — но глаза боятся, а руки делают. Куда деваться?

Ну, например, убить комдива Котова и сделать фильм о его дочери.

В этом случае пропало бы самое главное — невероятная, пронзающая связь и любовь двух людей, отца и дочери. Была бы просто какая-то санитарка, которая вспоминает отца, но в этом случае история потеряла бы для меня интерес. Интересна-то метафизика того, что Бог их спасает, чтобы в какой-то момент объединить. Вообще, я только в одной моей картине сам снимался по доброй воле и с удовольствием. Это был «Свой среди чужих…». Я ездил верхом, мы хулиганили, все нам было пофиг. А дальше я снимался уже по необходимости: актер заболел или не смог приехать — пришлось мне. В «Утомленных солнцем» я снимался только потому, что мне была нужна Надя. Мою роль лучше меня мог бы сыграть любой хороший артист — Гостюхин, например. Но он играл бы папу, а Надя играла бы дочку; не было бы абсолютного слияния, которое невозможно симулировать. Так что я должен был сыграть Котова и здесь. Без этого не было бы движения героев друг к другу! Надя не знает, где папа, но она убеждена — он жив. В финале картины это приведет их к некоей точке.

В отличие от Анны Михалковой, Надежда не обладает солидным актерским опытом и многочисленными призами — признаниями ее способностей…

Мне более важно мое признание ее мастерства. Она очень профессиональна! Она меня поразила. Откуда это взялось?

Генетика?

Может, и другое — она смотрела, слушала, впитывала? Я наблюдал еще тогда, когда ей было семь лет, как она входит в роль, накачивается, готовится. Подсознательная концентрация, лишенная профессионального навыка, сейчас выросла в удивительные способности. Уверен: если она по этой дороге пойдет, то станет большой актрисой.

Важно было снять в этом фильме детей — ведь тут, кроме Надежды, играют еще Анна и Артем?

Я к такому шаманству отношусь легко. Просто в своих ролях они на месте — я в этом абсолютно убежден.

У вас свои истории отношений со многими из тех актеров, которые снялись в новом фильме. Не мешали предыдущие опыты?

Прошлое не тяготит ни меня, ни их. Бывают проблемы — ты работаешь с актером, и вы друг друга любите, но актер вдруг убеждается, что это любовь навсегда! И обижается, что в другом проекте любовь не остается прежней. На многих это оказывает тяжелое действие. Актер — это своеобразная невеста; если не снимаешь его в следующем фильме, он превращается в брошенную жену. Но в этом фильме у меня с актерами все сложилось. Я позвонил Гафту и сказал: «У меня есть крошечная роль уголовника по имени Пимен, который знает Уголовный кодекс как свои пять пальцев, но иногда забывает и листает в воздухе страницы». Он спросил: «Когда, где?» Его час одевали, полтора часа гримировали, полчаса снимали. После этого он сказал: «Сколько я вам должен?» В любой шутке есть доля шутки. Он настоящий замечательный русский артист, и для него — счастье попасть в эту атмосферу. И для меня счастье. Для людей, которые любят друг друга, это возможность провести три часа вместе. А что здесь играет Петренко? Ерунду вроде бы! Я их что — заставил, купил? Они получили ровно столько, сколько стоит их съемочный день. Но не ради денег они стали сниматься. Они пришли ради чего-то другого, что нельзя потрогать руками.

Кто-то отказался от предложения сниматься у вас?

Замечательный артист — Сергей Колтаков. Роль была небольшая, хоть и важная.

Функция советского военного кино в Европе — особая; недаром единственную российскую «Золотую пальмовую ветвь» взял «Летят журавли», а берлинского «Золотого медведя» — «Восхождение». Что сегодня наше военное кино может сказать миру?

Не знаю. То, что я хочу сказать, должно быть на экране. Словами не сформулировать. Это должно волновать. История девочки, которую заставляют отказаться от отца, а она не хочет. История человека, которого опустили ниже плинтуса, и он не уходит из штрафбата — он был так высоко, что ему лучше быть в самом низу, чем посередине. Если это не будет волновать, то что бы я ни сказал, будет бла-бла-бла. У меня и желания нет формулировать. Если это не ощущается — значит, этот фильм просто творческая неудача. Напрасно потраченные деньги.

Вы задумывались над тем, почему вы — один из немногих русских режиссеров, которых знают во всем мире? Вас же там на улицах узнают.

Никогда об этом не думал. Не искал объяснения, чтобы не спугнуть. Не хотел стараться это удержать. То есть я счастлив и доволен, но убежден, что только по-настоящему национальное искусство может стать интернациональным.

Об этом еще Достоевский в своей «Пушкинской речи» говорил.

Абсолютно верно. Мне неинтересно знать, почему я там популярен! А если бы было интересно, не было бы никакой популярности.

Тогда — к призам. У вас же их огромное количество. Не надоели еще награды?

Я перегорел, например, волнением Каннского фестиваля. Четыре раза у меня была надежда на главный приз — и не выходило. Сейчас мне не то чтобы все равно — для мирового проката важно показать картину в Каннах! — но нет этого ожидания. Помню, в Венеции была наша картина «Урга — территория любви». В день закрытия я бежал по Лидо свой кросс раненько утром — километров восемь, наверное. Бегу и думаю: хорошо, ладно, есть твоя картина, а есть другая, которая получит «Золотого льва», — наверняка хорошая. Ответь себе честно: ты больше хотел бы получить приз или остаться автором «Урги»? Я безоговорочно решил, что хочу остаться автором «Урги». Я так полюбил этих людей! Мне степь столько дала! Я решил — мне все равно, кто получит… И случилось так, что мы получили приз. Никогда я не ставил желание получить награду во главу угла.

Но популярности, однако, не бежите.

Я презираю артистов и публичных людей, которые сделали все в своей жизни, чтобы их узнавали, и потом кривят рожу, когда у них просят автограф. Ты, сука, всю жизнь только об этом и думал, и теперь Бог тебе это дал, а ты к этому относишься как к своей собственности! Я принимаю популярность с благодарностью, но она никогда на меня не влияла.