Владимир Артыков - Обнаженная модель

Римма засмеялась:

— Ну, надо же, ты гонял на гагах, катаясь по аллеям парка напротив моего дома на Фрунзенской набережной, по ту сторону Москва-реки. А мы с братом, когда я была маленькой, прыгали весной в ледоход на льдины. Сейчас страшно подумать, какие глупости мы вытворяли. Какое счастье, что льдина не перевернулась, и мы не оказались в ледяной воде.

Так, вспоминая общие родные места нашего детства, мы не заметили, как подошли к музею. Уже сильно припекало солнце. Перед входом в Третьяковскую галерею мы присели отдохнуть под зонтиком летнего кафе и с жадностью выпили по бутылочке ледяного немецкого пива.

Наша совместная жизнь с Риммой началась с разлуки.

Я осваивался на новом месте, а Римма вылетела на этюды в Грецию. Потянулись утомительные дни ожидания.

Через двадцать дней я встречал жену в аэропорту Шереметьево. Дома, распаковав и расставив работы на полу, диване и стульях, я увидел греческие пейзажи, наполненные солнцем, морем, горами и прелестью дальних стран.

— Ты много написала за двадцать дней, это не этюды на картонках, а законченные произведения, их осталось только вставить в рамы и показывать на выставках.

— Чем же еще мне было заниматься на острове, только писать. Курортный сезон закончился, народу никого не было. От дома к морю извилисто спускалась крутая каменистая дорога, она шла мимо оливковых деревьев, и я иногда срывала черные ягоды с веток. Они были маленькие и невкусные. Вода в море поражала своим бирюзовым цветом. Домой возвращаться было сложнее, дорога шла круто в гору, а сырой от свежих красок холст ветер рвал из рук, пачкая широкую юбку. Я жила совершенно одна в огромном доме, который стоял на вершине горы острова Салaмино.

С веранды открывался вид на невысокие, зеленые горы, синее небо с облаками, а далеко внизу яркой полоской блестело море. По вечерам оно окрашивалось в розовый цвет от заходящего диска красного солнца. Больше всего меня удивляли разнообразные камни, которые были повсюду: на берегу моря — большие яркие, многоцветные, пористые, вдоль дороги — гладкие и белесые от пыли и жары.

— Володя, эту работу я посвятила тебе, — Римма показала на картину с идущим по бирюзовому морю корабликом. На первом плане были прекрасно написаны лилово-серые мощные прибрежные скалы. Они уступами спускались в море, отбрасывая живые прозрачные тени. Море нежно ласкало их волной.

— Я сильно тосковала по тебе в Греции. Этот кораблик мне напомнил « Алые паруса» Грина. Я также стремилась встретиться с тобой, как героиня этой книги со своим возлюбленным.

Я обнял жену.

— Спасибо за подарок. Эта картина, пожалуй, лучшая из греческой серии. Хотя и остальные — просто шедевры. Главный подарок — твое возвращение ко мне.

Наша первая совместная персональная выставка состоялась в здании Арсенала, в одном из старейших залов Московского Кремля.

Накануне открытия, развеску картин четко и быстро, со знанием дела исполнили солдаты Президентского полка, рослые ребята славянской внешности. Мимо уже висевших на стенах работ быстрым деловым шагом прошел мужчина в штатском. На ходу он окинул взглядом экспозицию, на секунду задержав внимание на моей картине « Амазонка», и громко сказал, улыбаясь:

— Обожаю бирюзовый цвет! У меня майка точно такого цвета!

Он приветливо помахал нам рукой и исчез за одной из дверей.

— Ну, Володя, поздравляю, вот и первая оценка нашего творчества.

Мы пригласили своих друзей на торжественное открытие выставки. Список фамилий приглашенных был передан в отдел пропусков, располагавшийся в Никольской башнеКремля. Нас предупредили, что ровно в 18.00 двери для опоздавших гостей будут закрыты, так здесь заведено.

Я позвонил моему давнему приятелю, художнику Владимиру Коровину, и пригласил его с супругой Ликерией на открытие выставки.

— Володя, нас предупредили, что после шести вечера никого не пустят, очень прошу тебя, чтобы ты с Ликой пришел чуть пораньше, мы вас встретим. Никольскую башню ты знаешь. Позови Лику к телефону, я хочу пригласить ее персонально.

Лика взяла трубку.

— Лика, мы с Риммой приглашаем тебя и Володю на открытие нашей выставки в Кремле.

— Спасибо, Володя, обязательно придем.

— Будем встречать вас, пожалуйста, не опаздывайте, в шесть начнется открытие, позже вы не сможете войти в Кремль.

— Володенька, ты плохо меня знаешь! — ответила Лика, — в Москве нет такого места, куда бы я не смогла пройти, для меня все двери открыты. Можете не волноваться за нас, даже если и опоздаем, я все равно пройду.

Я до последнего момента встречал друзей у входа в Никольскую башню. Все пришли даже раньше, не было среди них только Коровиных. Гости поднимались по белой мраморной лестнице, а уже в зале их встречала Римма. Ко мне спустился офицер:

— Владимир Аннакулиевич, открытие начинается, вам надо подняться.

— Жду художника с супругой.

— Не положено. Время истекло.

Офицер повернулся к часовому и сказал:

— Больше никого не пускать.

Арсенальный зал заполнили многочисленные гости, офицеры и солдаты Президентского полка.

После официального открытия слово взяли доктор искусствоведения Светлана Михайловна Червонная и критик Юрий Иванович Нехорошев.

Нас поздравили и наши друзья: актеры Роберти ТамараСпиричевы, кинооператоры Юрий Уланов, Леонид Мирзоев и его супруга Юлия Андреева, художник Иван Тартынскийс женой Ольгой, кинорежиссер Владимир Довгань. Мой давний друг кинооператор Всеволод Симаковснял короткометражный фильм об этом памятном для нас дне.

После осмотра выставки и фотографирования на память все перешли в комнату отдыха, где огромный овальный стол был накрыт сверкающей белой камчатной скатертью и красиво сервирован.

Ведущий, офицер Президентского полка, сказал:

— Уважаемые гости, прежде чем мы начнем отмечать открытие выставки наших художников, Риммы Николаевны и Владимира Аннакулиевича, хочется рассказать, что мы стоим… — он сделал паузу, — за столом Иосифа Виссарионовича Сталина. При жизни вождя этот стол находился в центре гостиной его Кунцевской дачи.

Наши гости нагнулись, приподняли скатерть, чтобы лучше рассмотреть стол, погладили ладонью столешницу, постукали по ножкам стола.

— Обратите внимание на напольные часы в углу, — продолжал офицер, — они стояли в Кремлевском кабинете товарища Сталина.

— А этот дубовый резной буфет, тоже стоял у Сталина? — спросила Алла Нагаева, разглядывая вместительный темный зеркальный буфет.

— Нет, что вы, — офицер небрежно махнул рукой, — это буфет Алексея Николаевича Косыгина.

Все заполнили бокалы шампанским, водкой, коньком. Пили за выставку, за нас, за прекрасный прием в Кремле, за памятные дипломы, которые нам торжественно вручили.