Владимир Артыков - Обнаженная модель

— Я не считаю, что платки должны быть короче, а ты?

— Я очень уважаю этого художника и всегда прислушиваюсь к его замечаниям. Попробую исправить.

— После выставки у тебя будет время для исправлений, но ты подумай, нужно ли менять что-то в картине.

— Тамара, ты иди во вводный зал и жди там, даже если я опоздаю к открытию.

Тамара пожала плечами и грустно ушла.

Я бросился в административную часть Манежа, где находились реставраторы. К счастью они оказались на месте, и я попросил у них одолжить на полчаса этюдник с красками. Видавший виды самодельный этюдник с брезентовым ремнем, перепачканный красками был мне выдан, я пообещал магарыч ребятам и бросился к картине. Встал на стул и, не снимая картины со стены, начал писать почти засохшими красками и лохматыми, давно немытыми кистями, сокращая длину платков и дописывая стены и башни древней крепости. Уже слышался шум приближающихся зрителей. Мою работу прервал спокойный голос Тамары:

— Хватит, Володя, достаточно. Отнеси этюдник, вымой руки, я подожду тебя здесь, открытие уже состоялось, и сейчас сюда придут зрители.

— Ну, как? — Спросил я Тамару, кивнув в сторону переписанной картины.

— Хорошо, но прежняя композиция мне нравилась больше.

Я отнес ребятам этюдник, сухой магарыч, и мы с Тамарой влились в богемную тусовку, постоянную спутницу вернисажей. Уже ближе к выходу я увидел Александра Павловича Васильева рядом с латышской художницей Джеммой Скулме, они оживленно беседовали. Мы подошли к ним, поздравили их с открытием выставки. Я извинился перед Джеммой Скулме, что помешал их беседе и сказал:

— Александр Павлович, я исправил картину. Теперь платки на ней короче, а пейзаж Нисы прибавился.

— Не понял, Володя.

— Я переписал картину только что.

— Ты что, шутишь?

Тамара сказала:

— Нет, Володя не шутит. Он действительно сократил длину платков, открыв вид на развалины Парфии.

Александр Павлович извинился перед художницей, и отошел с нами в сторону. Было видно, что мои слова он принял за розыгрыш, и явно подыгрывая нам, сказал, улыбаясь:

— Ну, идем, посмотрим.

Когда мы подошли к картине, Александр Павлович развел руками и воскликнул:

— Когда же ты успел это сделать?

Тамара ответила за меня:

— Как только вы сказали о платках, Володя куда-то убежал, я ушла на торжественное открытие, а минут через сорок вернулась и увидела новый вариант картины. Володя стоял на стуле и махал кистью, переписывая ее.

Александр Павлович молча постоял, внимательно разглядывая картину.

— Многое я видел на своем веку, но чтобы прямо на открытии выставки переписывать висящую на стене картину, одобренную экспертной комиссией, да… Ты не перестаешь меня удивлять.

На следующий день, в субботу, 31октября 1987 года, Тамара принесла газету «Советская культура». Поздно вечером она вернулась домой из «Театра киноактера», отработав в спектакле «Бабий бунт» по Михаилу Шолохову, в котором она исполняла одну из главных ролей. Развернула газету и сказала:

— Поздравляю, не каждого художника печатает центральная пресса, да еще на первой полосе!

Я попытался взять газету из ее рук, но Тамара игриво спрятала ее за спину, подставив мне губы. Я обнял ее и сказал:

— Это наша общая радость, ведь я писал ее в твоей маленькой квартире, куда приходили наши друзья актеры, и видели весь процесс работы от начала и до ее завершения.

На первой полосе газеты «Советская культура» была статья, посвященная выставке «Страна Советов» и картины: моя — «Осенняя ярмарка в Нисе» и картина Таира Салахова«Дмитрий Шестакович».

В 1979 году на одном из просмотров в Доме кино я встретил режиссера Латифа Файзиева. Мы разговорились:

— У меня к тебе есть официальное предложение, Володя, — сказал Латиф, — давай тряхнем стариной и поработаем опять вместе на одной картине.

— Латиф, как я понял, ты запускаешься с новым фильмом?

— Да, в Госкино сценарий утвердили, правда, с небольшими доработками. Исправления внесем, когда будем писать режиссерский сценарий. Я приглашаю тебя главным художником. Как ты на это смотришь?

— Кто автор сценария и о чем там речь?

— Литературный сценарий «Служа отечеству»написал Артур Макаров. Действие происходит в 30-е годы XIXвека, где в приключенческом жанре описывается история первой русской дипломатической миссии в Афганистан. Главное действующее лицо — русский офицер Алексей Налымов.

Латиф вкратце пересказал сюжет будущего фильма, который заинтересовал меня исторической событийностью и соблазном окунуться в мир первой половины XIX века, столь мною любимой эпохи. Я представил себе поездки от Петербурга до Афганистана и отказаться от столь интересного для меня предложения не смог, несмотря на то, что это нарушало мои творческие планы полностью отдаться работе над живописными полотнами, по крайней мере, в течение года.

— Латиф, все это интересно. Но, окончательный ответ дам только после прочтения литературного сценария.

— Хорошо, Володя, сценарий я тебе передам, только скажи когда и где?

— Приезжай завтра к Тамаре, на Усиевича, мы будем ждать тебя. Хорошо?

— Договорились. Часиков в семь я заскочу к вам. Надеюсь на твое согласие, чтобы не получилось как в прошлый раз, когда ты отказался от работы со мной на фильме «Али Баба и сорок разбойников».

— Да, Латиф, извини, что я не смог тогда принять твое предложение, думаю, ты ничего не потерял, пригласив на фильм нашего друга, замечательного художника Эдика Колонтарова. Я видел эту картину, мне понравился изобразительный ряд, декорации, костюмы, выбор натуры, все пристойно, фильм удался. Замечателен актерский состав: твой выбор Ролана Быкована роль Али Бабы великолепен, это было точным попаданием, да и остальные актеры — Ходжадурды Нарлиев, Фрунзе Мкртчян, Давло Хамраев, Елена Санаеваво многом определили успех картины.

— Хорошо— сказал Латиф — буду у вас завтра вечером, Тамаре привет.

Латиф, как всегда, был пунктуален и ровно в семь часов раздался звонок. Дверь открыла Тамара, он расцеловался с ней, подарил цветы и коробку конфет. После рукопожатия мы обнялись и вошли в комнату, а Тамара — на кухню, накрывать стол. Латиф внимательно начал рассматривать стоящую на мольберте картину.

— Продолжаешь работать над исторической темой. Вот и хорошо, наш будущий фильм тоже исторический. Правда, совсем другая эпоха.

— Да, Латиф, в сценарии будущего фильма — события XIX века, а на картине у меня девятнадцатый год, но XXвека.

— Вижу. Как это тебе пришла неожиданная мысль так отраженно показать образ Ленина, высвеченный прямо на отвесном бархане лучом кинопроектора. Твои фантазии безграничны, я что-то не припомню в советском искусстве такое неожиданное решение. Откуда это?