Жорж Садуль - Всеобщая история кино. Том 4 (первый полутом). Послевоенные годы в странах Европы 1919-1929

Марсель Л’Эрбье согласился, чтобы, получив значительные средства, снять фильм, для которого он сможет привлечь весь артистический авангард. Сценарий он поручил романисту Пьеру Мак-Орлану, костюмы — Полю Пуарэ, музыкальное сопровождение — Дариусу Мийо, декорации и меблировку — архитектору Роберу Малле-Стевенсу, художнику Фернану Леже, оформителю Пьеру Шарро, молодым декораторам Отан-Лара и Кавальканти. Сценарий относился к пьесам, называемым science-fiction [43] Научно-фантастические (англ.). — Примеч. пер. , и фильм мог быть представлен его итальянским прокатчиком как «футуристская любовная драма, происходящая в 1950 году». Ее главный герой (Жак Кат-лен) был физиком, если не атомщиком, то по меньшей мере последователем Эйнштейна, он пользовался роботами, телевидением и открыл способ воскрешать мертвых.

В студиях Левицкого (а позже в студиях «Синэ-роман»), оборудованных лучше всех других в Парижскомокруге, были построены громадные ультрасовременные декорации. А декорации лаборатории были задуманы и осуществлены крупным художником-кубистом Фернаном Леже.

Катлен рассказывает (с. 78–79): «Художник приходит с шестью акварелями, изображающими абстрактные предметы, непригодные для развития действия. Единым планом нагроможден целый механический лес: валы и фермы, усеченные конусы, коленчатые лапы подъемных кранов. Ни пола, ни стен, ни потолка. Где развернуть живую драму? Глядя на них, Марсель помрачнел.

На другое утро (вот так сюрприз!) на студии человек в одежде механика мастерит странные изделия из дерева и тщательно их отделывает — это Фернан Леже. Превратившись в рабочего, он строит с помощью пилы, гвоздей и своего сердца собственный образ лаборатории. Разумеется, такому рабочему надо дать свободу действий».

Сохранилась фотография Фернана Леже: гордый выполненной работой, он стоит, в кепочке, посреди прекрасной кубистской декорации, которую только что сделал собственными руками.

Над фильмом шла лихорадочная работа. Его хотели закончить до неминуемого отъезда Жоржетты Леблан в турне по Америке.

«Съемки идут до четырех часов утра, — пишет Катлен, — механики и электрики засыпают на ходу (к нам еще не приходили инспекторы, присылаемые профсоюзами). Операторы шатаются от усталости. У актеров отрастает щетина и под гримом проступают морщины. Вот уже две недели, как мы спим по три часа в сутки, но всегда подтянутый, свежевыбритый, Марсель Л’Эрбье неутомим».

Безукоризненные манеры этого режиссера тем более славились в студиях, что ветераны кино, в то время еще почти все продолжавшие работать, были довольно несдержанны на язык. Во времена «Эльдорадо» Андре Давен написал своего рода ироническую поэму, где давал очень похожий портрет Л’Эрбье:

«За одиннадцать дней мы проработали сто сорок часов», — заявил Марсель Л’Эрбье после того, как съемки этой части фильма были завершены в очень изысканном «Театр де Шан-Элизе». Две с половиной тысячи светских мужчин и женщин приняли приглашение Л’Эрбье и, прибыв в вечерних туалетах, стали на один вечер добровольными статистами перед десятью кинокамерами, размещенными в зале. Для них танцевал Жан Борлен, звезда шведского балета. Дариус Мийо и американский композитор-авангардист Джордж Антей выступили с импровизациями на рояле. И наконец, была показана вымышленная демонстрация, якобы освиставшая Жоржетту Леблан.

Широкая публика увидела фильм только осенью 1924 года. Вся весна была занята досъемкой эпизодов и тщательной работой над монтажом.

Л’Эрбье так описывает сценарий и его воплощение («Синэ-магазин», 9 ноября 1923 года): «Жоржетта Леблан будет знаменитой певицей с мировым именем, некоей Сарой Бернар в певческом искусстве. С самого начала действия ее окружает множество мужчин, и у каждого из них — свой характер и четко очерченная роль. Вся драма присходит из-за того, что эта женщина, которую обвиняют в бесчеловечности, на самом деле только романтична.

Другие персонажи драмы: Эйнар Норсен (Жак Катлен), молодой изобретатель, ученик Эйнштейна; сын магараджи (Филипп Эриа); агитатор-унитарист с довольно смутной ролью (Л.-В. де Мальт); пловец-брасист (Фрэд Келлерман, брат знаменитой американской пловчихи и «звезды»). Наконец, Марсель Прадо играет не героиню, а лишь ее тень, чтобы участвовать в «банде» своих товарищей, хотя для нее там и нет роли».

Если действие в «Бесчеловечной» относилось к 1950 году, то персонажей можно, скорее, отнести к 1910 году, к безумному миру, где жили итальянские «дивы» вроде Пины Меникелли, Франчески Бертини, Италы Альмиранте Мандзини и других «беспощадных красавиц». Уже не первой молодости, Жоржетта Леблан была не очень похожа на «роковую женщину». Все боготворившие ее мужчины были не менее условны: миллиардеры, индийский принц в белом тюрбане, таскающий за собой пожирателей огня и японских жонглеров, более или менее «красный» агитатор, участник заговора против «Бесчеловечной» с какими-то темными революционерами. В этих нелепостях надо обвинять не столько Мак-Орлана, сколько требования «американского вкуса», высказанные главной героиней и вкладчиками, финансировавшими фильм.

В Париже «Бесчеловечная» была принята довольно бурно, но в Нью-Йорке, где она шла под названием «Иное очарование» («The New Enchantment»), имела большой успех и еще больший — в Мадриде и Барселоне, а затем — в Лондоне, Риме, Милане, Токио и в Москве. Иностранная культурная публика была ошеломлена модернизмом фильма, и это в то время, когда «Выставка декоративных искусств» 1925 года создавала стиль своей эпохи. Отзыв о том, как был принят этот фильм, дал в венской «Нойе фрейе прессе» Адольф Лоос, самый крупный архитектор, появившийся до 1914 года в Центральной Европе:

«Для Марселя Л’Эрбье кубизм совсем не мечта сумасшедшего (намек на Калигари. — Ж. С.), а итог вполне ясной мысли. Этот режиссер ввел в «Бесчеловечную» такие картины, что перехватывает дыхание. Это сверкающая песнь о величии современной техники. Ее зрительный ряд тяготеет к музыке, и крик Тристана: «Я слышу свет!» — становится правдой. «Бесчеловечная» превосходит всякое воображение.

Посмотрев этот фильм, выходишь с ощущением, что присутствовал при рождении нового искусства…»

Успех «Бесчеловечной» за границей позволил «Синеграфик» начать производство нового фильма, такого же престижного и с почти столь же значительными средствами, — «Покойный Матиас Паскаль».