Коллектив авторов - Дыхание камня: Мир фильмов Андрея Звягинцева

И еще один пример того, что фильм оставляет нам надежду на возрождение души главного героя. Картина начинается и заканчивается кадрами одного и того же пейзажа – поля с отдельно стоящим на нем раскидистым деревом. Но если в начале фильма поле предстает только вспаханным, ни одного росточка не пробивается сквозь землю, то заканчивается картина уборкой урожая. Разумеется, перед зрителем режиссерский ход, и в связи с этим можно вспомнить два новозаветных сюжета. Во‐первых, притчу Христа из Евангелия от Марка, отсутствующую в других Евангелиях: “… Царствие Божие подобно тому, как если человек бросит семя в землю; и спит, и встает ночью и днем; и как семя всходит и растет, не знает он, ибо земля сама собою производит сперва зелень, потом колос, потом полное зерно в колосе. Когда же созреет плод, немедленно посылает серп, потому что настала жатва” (Мк. 4:26–29). И еще одну, близкую ей: “Царство Небесное подобно зерну горчичному, которое человек взял и посеял на поле своем, которое хотя меньше всех семян, но, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его” (Мф. 13:31–32). Традиционно смысл первой притчи видят в том, что Божий Промысел часто бывает незаметен, причем не только для окружающих, но и для самого человека, и только потом зримо расцветают его плоды. А вторая притча говорит о том, что Царствие Небесное, благодать Божия будут пребывать и множиться в человеке, если он станет прилагать усилия в стремлении к Богу. Мы не знаем дальнейшего пути главного героя, но мы знаем, что он пережил, догадываемся о состоянии его внутреннего мира и видим явные намеки на грядущее преображение.

Сквозь призму христианских метафор дана и линия отношений Александра-отца с его детьми. Дочь главного героя зовут Евой; в фильме есть сцена, когда Вера просит Еву принести ей яблоко. Сына зовут Киром. Сын не назван именем первого человека, однако присутствует намек на то, что он сопоставляется именно с Адамом. В одном из эпизодов фильма знакомый Александра водит Кира по ферме и предлагает ему дать имя недавно родившемуся осленку. Вспомним, как Адам должен был наречь имена всякой твари: “Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел [их] к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей” (Быт. 2:19).

Тема семейных ценностей, гармонично переходящая на иной уровень – полноты жизни человека вообще, звучит в диалоге Веры и Лизы, жены Виктора – друга Александра. Лиза (Елисавета – “почитающая Бога”) обращается к Вере с вопросом, не собираются ли они с мужем родить третьего ребенка, и, не дождавшись ответа, добавляет: “Надо бы еще одного-то. Бог любит троицу”. У самой Лизы трое детей, при этом муж хочет четвертого, она – нет, и в целом их отношения с мужем складываются непросто, но необходимость троих детей в семье представляется для нее больше чем нормой, естественным и необходимым ходом вещей. И именно в эту семью Александр отправляет Кира и Еву, именно там вместе с детьми Лизы и Виктора они собирают пазл картины “Благовещение” и слушают Новый Завет.

Следует обратить внимание и на музыку, которая была использована в фильме. В числе музыкальных произведений – несколько сочинений крупнейшего эстонского композитора современности Арво Пярта. Композитор – православный христианин (в крещении носит имя Арефа), его творчество не просто проникнуто религиозными мотивами: музыка Пярта оценивается именно как духовная, а ее автор называется современным духовным композитором. “В его лице мы – едва ли не впервые в послебаховскую эпоху – встречаем композитора, чье творчество религиозно мотивировано и чей музыкальный язык укоренен в церковной традиции… Богатство внутреннего духовного опыта, приобретенное композитором благодаря участию в таинственной жизни Церкви, в полной мере отражается в его музыке, которая духовна и церковна и по форме, и по содержанию” 34. Видимо, не случайно наиболее акцентирован в фильме “Канон покаянен” – самое известное творение Пярта. Режиссер дает еще один намек на перемены, происходящие с героем, и его возможное будущее преображение.

Конечно, я не претендую ни на полноту своих замечаний, ни на лавры понявшего совершенно все из того, что хотел сказать зрителю режиссер через обращение к христианским метафорам. И, естественно, я не могу, да и не хочу выносить окончательный вердикт: мол, перед нами истинно христианское кино. Уже довольно было сделано выводов, как правило, поверхностных и при этом пеняющих Звягинцеву, что его главная цель – проповедь, что он якобы намерен экранизировать весь Новый Завет. И даже совсем странных оценок творчества режиссера, называющих фильм “Изгнание” “библейским нуаром”, то есть библейской “чернухой”… Диакон Андрей Кураев, проанализировав однажды с точки зрения богослова фильм Кэмерона “Титаник”, заключил: вдумчивый просмотр может стать настоящим подарком, подтолкнуть к более глубокому, осмысленному и яркому видению окружающего нас мира. Воистину, “для религиозного взгляда любая вещь больше самой себя. Все становится символом. Все указывает за свои пределы. И камень, и фильм…” 35И столь насыщенное библейскими аллюзиями творчество Звягинцева в целом, и сложный, красивый фильм “Изгнание” в частности как раз и подталкивают к работе мысли, а вслед за тем и к углубленному самопознанию. А это, полагаю, и является критерием настоящего искусства.

В последнее время взялся писать о смежных искусствах, а не об экранном. Видимо для того, чтобы довести до сведения читающей общественности следующее: психологический реализм в его советском изводе – не единственный способ описания реальности. Другие методологии многочисленны, полноценны. У нас же 95 % потребителей и почти все производители отравлены соцреализмом. Хотя думают, что очень передовые.

Наши пропагандисты, наши бесстыжие долдоны любят повторять, что Голливуд – это типа соцреализм. Неучи, сволочи, клеветники. Голливуд – это много чего, разного. Не нужно экстраполировать собственные комплексы.

Пару недель назад на одном телеканале нарываюсь на молодежную комедию с цветущей Кирстен Данст. Названия не помню. Легкомыслие, дебилизм, из жизни колледжа. Девчонки, мальчишки, общага, музычка, вечеринки, поцелуи, состязание спортивных команд в центре сюжета. Казалось бы, ниже плинтуса. Почему же – не оторвать глаз? На чем все это держится?

Скажете: на симпатичных мордашках, коротких юбках и недвусмысленных улыбках. Ничего подобного. Наши теперешние фильмы, сериалы и телешоу яростно манифестируют чувственность, предъявляют сексапилок сотнями, тысячами, а все равно тошнит.