Эмилио д'Алессандро - Стэнли Кубрик. С широко открытыми глазами

Оборудование для автомобиля включало в себя аптечку, горелку, зажигалку и кучу ручек, натыканных там и тут. Мы также возили с собой 30-метровые веревки для случая, если бы мы нашли по пути раненую или брошенную собаку (надо было связать собаку, отвезти ее к ветеринару, вернутся в Эбботс-Мид и найти ответственного человека, которому можно было бы поручить ее). У нас также был с собой намордник, если собака начинала нервничать, и по той же причине толстые кожаные перчатки. Перчатки также шли в ход, когда мы находили злых кошек.

Мы должны были быть уверены, что в офисе всегда есть фотобумага. Нам нужно было следить за блокнотами и тетрадями, так же как и за бесчисленным количеством шариковых и перьевых ручек. Стэнли обожал перьевые ручки. У него было несколько разных, он очень любил погружать их в бутылочку с чернилами, когда что-то писал. Он так сильно любил свои «Паркеры», что даже попытался приучить меня к ним, подарив мне одну в роскошной подарочной упаковке.

– Стэнли, почему ты мне это даешь? Я даже не умею ею пользоваться. Мне намного больше нравится шариковая ручка.

– Нет, – ответил он, вкладывая коробку с ручкой обратно в мои руки, – пожалуйста, прими этот подарок.

У меня не было выбора, но она просто лежала у меня дома в ящике, а я продолжал пользоваться двадцатипенсовыми шариковыми ручками. Но обычного «спасибо» для Стэнли всегда было мало. Несколько недель спустя он пришел с другой блестящей деревянной коробочкой, на этот раз на ней была надпись Montblanc. Внутри лежали ручка и карандаш, а рядом две шариковые ручки.

– Теперь пользуйся тем, что тебе нравится.

– Стэнли, их ведь кто-нибудь украдет! Зачем ты даришь мне такие дорогие подарки? Мне они не нужны.

– Ну пусть они дома лежат. Мариса и Джон могут ими домашнее задание делать.

Все, что просил меня сделать Стэнли, неизбежно занимало целую кучу времени, и это имело негативные последствия для моей семейной жизни. Жанет не видела меня целыми днями: я уходил из дома сразу после шести и не возвращался до ужина, а гораздо чаще даже позже.

– Извини меня, Жанет, но Стэнли… – я пытался объяснить, но пустой стул за обеденным столом говорил за меня.

Она сказала мне, что мы уже прошли через сложный период несколько лет назад, и теперь не было никакой необходимости посвящать каждый момент существования зарабатыванию денег. Я объяснил ей, что речь идет не о деньгах: я совсем недолго работал на Стэнли и хотел доказать ему, что гожусь для этой работы. Более того, как я мог просить о свободном времени, когда Андрос и Маргарет работали столько же, сколько и я?

– Им что, не к кому пойти? – спросила в замешательстве Жанет.

– Нет, у Андроса тоже двое детей, но он мне так и не рассказал секрет, как сохранить мир в семье.

Жанет заботилась о Марисе и Джоне. Она любила искусство и брала их на выходные в город в театр или кино. Она всегда говорила, что невозможно понять, к чему ребенок проявит склонность, поэтому есть смысл заинтересовать его как можно большим количеством разных вещей. Мариса ходила на танцы, а Джон учился играть на гитаре, но, когда она отправляла их обоих на уроки итальянского после школы, я знал, что в семье Д’Алессандро все в порядке.

Ближе к концу 1972 года в Эбботс-Мид начало приезжать множество людей, которых я не видел раньше. Каждое утро во дворе дома было больше людей, чем днем ранее.

Приключение «Барри Линдона» началось.

Продакшн-офис Стэнли был домом Стэнли, и наоборот. Не было ни студии, ни офиса, откуда бы приходили люди, работавшие над фильмом. Все происходило в Эбботс-Мид. Любой вовлеченный человек должен был проснуться, сесть в машину и примчаться домой к Стэнли.

Я говорил всем «привет», но я не знал ничьих имен. Как только я запоминал несколько, люди менялись. Я видел, как они бегают здесь и там, и спрашивал себя: «Делаю ли я все правильно?» Я все еще учился делать свою работу. Я работал со Стэнли уже год, но «Барри Линдон» был первым фильмом, в котором я принял участие.

Ранее тем же днем на тропинке во дворе я столкнулся с Маргарет. «Эмилио, подойди, я представлю тебе твоего земляка», – сказала она. У ворот стояла Милена Канонеро. Она улыбнулась, пожала мне руку и сказала «привет» на итальянском. Она была маленькой и стройной и работала над фильмом уже какое-то время. Я надеялся, что она даст мне какой-нибудь совет, но она неожиданно исчезла в беготне, которая была частью процесса подготовки фильма. Однажды утром я встретился с ней снова. «Вы работаете над фильмом, так ведь?» – я обратился к ней на итальянском, рассчитывая на то, что другие люди не поймут, о чем мы говорим. Ее слова были обнадеживающими: «Это просто. Стэнли не любит, когда люди попусту теряют время. Если ты не тянешь резину, все будет хорошо. Извини, но мне правда нужно идти».

И она убежала, но куда?

«Эмилио, иди сюда, ты, бездельник!» Меня звал Андрос. Тогда ладно. Время пошевеливаться. Новая партия реквизита означала, что место в Эбботс-Мид заканчивается, поэтому Стэнли решил сформировать небольшой склад в здании, находящемся во дворе перед домом. Официально это был гараж для машин, но на самом деле он использовался как художественный департамент. Мы повесили доску для рисования на левую стену и установили большой чертежный стол с пантографом. Андрос нанес последний штрих в виде коробки сигар «Монтекристо» и вернулся во флигель. Я снова столкнулся с Миленой во дворе. «Я видела тебя с Андросом. Это хорошо, позволь ему быть твоим гидом», – сказала она, не останавливаясь. «Не так-то просто поспевать за ним. Андрос – феноменален, – ответил я, догоняя ее, – как и Маргарет».

– Прекрасные учителя! – Милена засмеялась.

– Чем ты занимаешься?

– Я и Улла – художники по костюмам. Мы работаем над внешним видом актеров в фильме вместе с Барбарой, художником по гриму, и Леонардом, гримером-постижером. Еще есть Кен, который отвечает за декорации.

– Не могу привязать имена к лицам. Который из них Кен?

– Который с сигарами.

Был один элегантный джентльмен, который уезжал каждое утро на белом «Роллс-Ройсе», окруженный густыми облаками дыма. В течение нескольких дней он собирал десятки книг на складских столах, склеивал карты Англии и делал зарисовки углем на стенах. О’кей. Это, должно быть, Кен Адам.

Складские полки были заполнены объективами и другим операторским оборудованием. Все это принадлежало худому вежливому парню, которого звали Джон Олкотт. Он был оператором, которого выбрал Стэнли. Казалось, им втроем хорошо работалось вместе. У них присутствовало взаимное уважение: один из них тщательно обдумывал замечания двух других, прежде чем что-то сказать. На фоне творящегося во дворе безумия казалось, что время в художественном департаменте идет медленнее; отчасти это было связано со спиралями густого дыма, исходящими от сигар Кена и сигарет Стэнли. Более того, задумчивый характер Джона идеально сочетался с желанием Стэнли держать все под контролем: он высказывал свое мнение по техническим вопросам, предлагая решения, но никогда не навязывал их и никогда не принимал решения, не посоветовавшись со Стэнли.