Владимир Колганов - Иван Дыховичный. Формула жизни

«Я убегал на бульвары, где в одиночестве на какой-нибудь скамейке переживал неудачи, обиды, неразделенную любовь».

Люди, далекие от гуманитарных, творческих профессий, решают проблему выхода из депрессии, душевного кризиса несколько иным путем. Занятия спортом, дальние походы на байдарках и ежедневные пробежки по утрам очень в этом деле помогают. Впрочем, сам не пробовал, а потому категорически не стану утверждать. Могу лишь припомнить, что однажды пытался преодолеть тоску, шагая по Садовому кольцу, – правда, не могу сказать, прошел ли все кольцо и сколько мне потребовалось времени. Кажется, что-то около трех часов. Судя по всему, Иван на такое не решился – в то время он был благоразумный юноша и потому предпочитал недальние прогулки по бульварам, если нужно было успокоиться после обид или неудач.

Впрочем, неприятности иногда случались и по его вине, из-за желания во что бы то ни стало понравиться девице. Все дело в том, что робость в нем сочеталась с озорством, лирическая же натура отнюдь не противоречила характеру решительному и даже в чем-то беспощадному к себе. А как иначе можно было поступить, если предметом юношеского увлечения была дочь известной на весь Советский Союз актрисы Зои Федоровой?

«Я тогда ухаживал за Викой Федоровой, нам было по 16 лет. Во время одной из прогулок она спросила: «А слабо тебе прыгнуть в воду?» Мы находились в самом центре, между Киевским вокзалом и Белым домом, к тому же дело было в 60-х годах. Но все-таки я прыгнул. Оттолкнувшись от берега, перемахнул через метровую полоску мазута, протянувшуюся вдоль берега. На сушу я вылез черным как негр, и в таком виде меня отвезли в отделение милиции. От этого ужасного мазута я потом отмывался почти неделю».

Нет никаких сомнений, что настоящая любовь стоит того, чтобы потратиться на бензин или уайт-спирит, даже если купание не принесло успеха, – иначе от мазута не отмыться. Уточню лишь, что в то время Белый дом только еще проектировался, но это несущественная оговорка – другого удобного ориентира просто не было. В перспективе еще оставались и проекты по очистке Москвы-реки, так что Ивану можно посочувствовать, а уж как переживала за него очаровательная Вика! Не думаю, что посмеялась – это было не в ее характере, насколько могу себе представить.

И вот еще одна причина этого безрассудного прыжка:

«Я очень старался избавиться от навешанного на меня ярлыка «мальчик из интеллигентной семьи». Не учил язык, принципиально не играл в шахматы, занимался не теннисом, а боксом и так далее».

Ну, почему Иван занялся боксом – в этом мы уже разобрались. Теннис игнорировал – это была его ошибка, исправлять которую пришлось уже гораздо позже. А вот шахматы для лирика – предмет совсем не обязательный. Все потому, что заумь для будущего актера – это творческая смерть. Мне приходилось встречать актеров, которые прекрасно начинали, а потом воображали из себя этаких титанов интеллекта, забывая, что по профессии они комедианты. Это, конечно, не исключает определенной зрелости ума, но лично я в актере ценю способность в одной роли, если надо, быть и трагиком, и шутом, и легкомысленным, и умным.

Ну вот и наш Иван в то время не очень-то перегружал себя интеллектуальными занятиями. Заумь – это было не в его характере. Но вот еще одно признание, которое не очень-то соответствует моему представлению об Иване, сложившемуся позже, когда ему было уже двадцать лет:

«Никогда не получалось преодолеть чувство робости, и познакомиться на улице мог только на спор».

Позвольте, но робость студента театрального училища – это же погибель для него! Неужто не пошли впрок шумные домашние застолья, когда жив был еще отец? Неужели напрасны оказались уроки мастерства талантливых профессоров и педагогов? Или же Иван немножечко лукавит? Все, что нам остается, – только поверить ему на слово. Впрочем, нет у меня сомнений в том, что Иван мог запросто познакомиться, к примеру, если «на спор». Этому способствовало и увлечение спортом – по крайней мере, в юности у Ивана была весьма спортивная фигура. Узкие бедра, широкие плечи, ну и все, что полагается, – речь о мускулатуре. Правда, до Жан-Поля Бельмондо ему было, пожалуй, далеко.

«Боксом я увлекался всю молодость свою, потом горные лыжи – я с детства занимаюсь – еще до того, как президент начал кататься, я уже на них первый разряд взял…»

Ну, президент тут пока что ни при чем. А чтобы закончить со спортивной темой, приведу слова Ивана о прочих увлечениях. Правда, он тут забыл упомянуть о водных лыжах, но об этом речь пойдет потом.

«В молодости увлекался мотогонками, а в 1992 году, когда это можно было сделать за копейки, осуществил свою детскую мечту – научился водить самолет. Освоил взлет и посадку, научился управлять самолетом в воздухе, понял, что могу, и больше никогда не летал, потому что нет необходимости».

1963 год в значительной степени стал переломным для Ивана. Пятнадцать лет – это возраст, когда из отрока человек постепенно превращается в мужчину. В этот период лирическая натура особенно чувствительна к душевным потрясениям. И если случилось вот такое, крайне важно эти потрясения стойко, с достоинством перенести. Этому времени посвящен следующий фрагмент из воспоминаний:

«Когда мне было пятнадцать, умер отец. В шестнадцать лет я стал совершенно самостоятельным».

Время действительно было трудное. Даже дачу продали Твардовскому, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Но продолжу цитату из воспоминаний:

«Про меня всегда ходил миф, что я как сыр в масле катаюсь, и я его рьяно поддерживал, но никогда у меня не было и до сих пор нет сберкнижки, позволяющей хоть несколько месяцев провести не работая. Тогда зарабатывал всякими разными способами, включая разгрузку вагонов. Сначала картошка, капуста, потом переходили на бананы. Компанию составлял Саша Кайдановский. Мы с ним ночевали в мастерской у художника Лавинского, где он спал на антресолях, а я на какой-то лавочке, потом снимали одну комнату на Арбате. Ходили в кафе «Буратино», молодежь употребляла портвейн, я всегда водку пил, воспитанный папой в правильном духе. Но с Кайдановским мы Шиллера вместе читали. У нас были большие интересы, чем сделать себе карьеру или заработать деньги».

Александр Кайдановский приехал в Москву в 1965 году, чтобы поступить в Школу-студию МХАТ. Именно там они с Дыховичным познакомились. Как раз к этому времени относятся воспоминания о картошке и бананах. И, забегая вперед, скажу: вот удивительное дело, ну кто бы мог подумать? Ведь годом позже и я с ним познакомился, но никаких жалоб на трудную жизнь от Ивана никогда не слышал. Мне он поначалу казался избалованным парнем из обеспеченной семьи, и только теперь узнал, что все было не так, то есть совсем иначе. Честно говоря, в голове совершенно не укладывается – это же надо быть до такой степени скрытным человеком! Могу предположить, что Иван не переносил жалости, сочувствия, а потому всеми силами пытался сохранить и облик, и настроение баловня судьбы, сына известного писателя и юмориста. Подтверждаю, что это ему в полной мере удавалось.