Владимир Ильин - Напряжение на высоте

– Бе-бесстыдство!.. – вновь покраснел Шемякин, оттирая щеку. – Смотри народ, что деется-то! На гостя императора его же слуга смеет руку поднять!

– А ты бы в моем доме родню мою не поносил на чем свет стоит! – отозвался император. – Так ли пристало гостю поступать? Или, может, вышвырнуть его взашей?!

– Так это, твое величество, правда ли, про свадьбу-то? – осторожно уточнил князь Долгорукий.

– Столь же верно, что он не клятвопреступник и не трус, – кивнули ему с трона.

Многозначительно подчеркнув другие недостатки, что в ином обществе сойдут за достоинства.

– Это что же, и свадьба была? – задумчиво уточнили из скандального сектора. – Без торжества на всю страну?

– Балда, тебе же сказано: Давыдов – крестный их сына!

– А, так это по залету!..

– Стоп… – поднял руку император.

– А я слышал, прижила она ребеночка на стороне, а Самойлова – за папу.

– А и верно – он же все равно долго не проживет!

– Так она от Давыдова и прижила. Ай!..

– Ох!..

– А ну тихо! – рявкнул император.

– Верните сапоги, сволочи. Я с вами не закончил, – гневно дышал Давыдов.

– Угомонитесь! Никакого ребенка нет! – стукнул император кулаком по подлокотнику.

– Как нет? – покосились на Давыдова.

– Уже нет?! – вцепились себе в бороды.

– Ох, горе-то какое! – всплеснули руками. – Скорбим твоей беде, великий княже!

И народ взволнованно потянулся подниматься с мест, переглядываясь, – принцессе потерять ребенка, с такими-то медиками и целителями!.. Что за беда произошла?!

– Сели. Все. Резко, – буквально пролаял император, заставив иных побледнеть. – Принцесса Елизавета здорова и в положении не была.

– Тогда как же…

– Давыдов – крестный сына другой жены Максима, – откашлялся князь Панкратов. – Позор и бесчестье сомневаться в непорочности цесаревны.

– Полностью с вами согласен, Панкратов. Одолжите ботинок.

– Подождите, а кто тогда первая, если принцесса за вторую? – поднял в удивлении брови князь Вяземский.

– За третью, – уточнил Панкратов, невозмутимо игнорируя пристальный и недовольный взгляд императора.

– За прошлую он десять миллиардов рублей отсыпал, – горделиво завил ус Давыдов. – Лично по ним вот теми сапогами ходил! Вон там валяются! Князь, ты же на них смотришь, будь другом – перекинь сюда.

– Чтобы я сапоги подавал кому!..

– Торжества будут, – надавил император голосом. – Свадьба оговорена между мной и его дедом как старшими родичами.

– Между нами, – поддакнул князь Юсупов тихо, впервые произнеся слово за большим столом.

Но тишина, за тем последовавшая, и та волна уважения, что ей сопутствовала, – им бы позавидовали иные виртуозные речи.

– Скажи мне, Шемякин, – поднял старый князь взгляд на вновь побледневшего мужчину, – отчего ты лишаешь моего внука права мести за похищенную супругу?

– А с чего ты, князь, даешь ему право на истину? – сняв очки и принявшись оттирать линзы платочком, столь же негромко произнес Черниговский. – Не иначе ты императора решил собой заменить, с ним породнившись?

– Истина принадлежит всем. Сегодня она в том, что ты заигрался, черная душа.

– А может, она в том, что ты продаешь свою нефть под видом персидской, доходы от государя утаивая? – иронично посмотрел на него Черниговский. – На сколько миллиардов ты обманул казну, уважаемый? На сколько обворовал родича своего, выходит, иуду впустившего в семью?

– Я – ни на грош, – ухмыльнулся Юсупов. – Расследуй, государев человек. А ежели выйдут неправдой твои слова – будь готов за них ответить.

– Моему расследованию все князья станут судьями, – огрызнулся Черниговский. – А тебе меня не запугать! Ни башней, твоим внуком порушенной в попрание закона! Ни попытками оболгать мое честное имя!

– Кстати, о попытках… – меланхолично произнес князь Мстиславский, раскрывая перед собой папку с бумагами.

– Господа! – дернулся голос у напомнившего о себе князя Шемякина. – Я обращаю ваше внимание, что обсуждается мой вопрос и мое требование…

– То есть ты упорствуешь в своем желании казнить мужа принцессы? – изумленно уточнил Долгорукий.

– Я?! Нет… – выдавил из себя Шемякин. – Речь о казни не идет!

– Нам его поругать?

– Разрушена клановая твердыня! – сорвался князь. – А вы ведете себя, будто это ларьки у метро снесли!

– Но согласитесь, в городе сразу стало лучше, – мудро заметил Давыдов.

– Я настаиваю на суде!! Налицо попрание княжеских прав, действие вне закона и традиций, совершенное общественно опасным способом! Без расследования, без суда и следствия – атаковать башню заведомо невиновного человека! Шутка ли, уважаемые! А если на этом месте будете вы?!

– Ты нам предлагаешь красть невесту внука князя Юсупова? – уточнил Ухорский. – Я бы хотел еще пожить, уважаемые господа.

– Но князь Черниговский не крал ее!

– Однако это сделал его бастард, – басом произнес князь Мстиславский, постукивая фалангой пальца по листкам.

– Отреченный от рода! И я еще не договорил!

– Самойлов – гусар! – стукнул Давыдов кулаком по столу. – Подсуден только военно-полевому суду, главой которого являюсь я. Что ты там еще хотел сказать?

– То есть это твой полк снес мне башню? – взъярился Черниговский.

– Он занимался этим во внеслужебное время!

– Тогда и суд для него не твой! – поддакнул Шемякин. – А наш суд! Который не убоится и родича императора, при всем к нему уважении! Компенсация должна быть! Вира за кровь и камни! За артефакты и ценности, потерянные навсегда! За урон чести!

– Этот тоже предлагает идти за него под пули, – сказал соседу Ухорский достаточно тихо, чтобы услышали все.

– Оставьте, князь. Вас услышали все, – произнес Мстиславский, останавливая новую попытку Шемякина найти союзников. – Я возьму на себя ответственность и скажу, как надо поступить.

– Говори, – произнес император, обозначая, что хозяином тут все еще он.

– Налицо заинтересованность сторон в решении споров. Князь Черниговский ведет важное расследование, но урон чести и достоянию невольно может сделать его необъективным.

– Необъективным к кому?! – вскинулся Черниговский. – Не к тебе ли, кто индусам оружия продал в том году на шестьдесят процентов больше, чем по документам на всех заводах сделано за три года?!

– Это надо расследовать, – пожал плечами Мстиславский. – А вы себя не бережете, князь. Перерабатываете, наверное. Ночами не спите – оттого я прощаю вам усталость, из-за которой ты посмел перебить меня, пока я говорю!.. – тихим рыком прозвучали его последние слова, от которых – показалось ли? – задрожали пол и колонны.

– Ты все еще у меня в гостях! Отзови Силу! – хлестнуло приказом, и иные князья поняли – то дрожал все-таки пол, а не был их постыдный страх от ауры чужого могущества.