Ксения Хан - Глаза колдуна

Его пугает встреча с Элоизой. Не столько из-за того, что он теперь о ней знает – потомок она леди из Шалотт или нет, не имеет значения, – сколько из-за неизбежного столкновения. Элоиза никогда не была легкой по характеру. С ней в свое время было и трудно, и невыносимо, и интересно. Боже, как интересно было прожигать с ней жизнь, многослойную во всем этом блеске ее безудержной молодости.

Он и тогда был стар, и сейчас, несмотря на то что Элиз старше на двадцать лет, не пытается казаться моложе, чем он есть на самом деле. Двести сорок с чем-то лет. Эту цифру не стереть с лица и из памяти, когда все года заполнены призраками умерших друзей, и соратников, и всех тех, кого он самолично отправил на тот свет.

Наглый мальчишка был прав. Он убийца.

– Не понимаю… – вздыхает Бен за его спиной. – Ты хочешь оставить Шона в покое только потому, что тот тебя задевает?

Отражение в зеркале мрачнеет, и Теодор отворачивается, чтобы не видеть собственного лица.

– Я не сказал, что оставлю его в покое, Бенджамин, – сердито замечает он. – Мне нужно уладить одно дело с миссис Давернпорт, и оно не требует более отлагательств.

– Миссис Давернпорт , – передразнивает Бен. – А не ты ли говорил, что и на пушечный выстрел к ней не подойдешь?

Теодор решает оставить этот вопрос без ответа и выходит из комнаты, прихватив пиджак. Бен, спохватившись, кидается следом.

– Теодор! – кричит он, когда Атлас уже спускается вниз. Бен перегибается через перила, пытаясь выловить приятеля на лестничной спирали. – А как же бессмертный мальчик, Теодор?

«Бессмертный мальчик знает слишком много», – думает Теодор. Он разберется с ним после. После Элоизы.

Атлас покидает лавку в погожий день понедельника. Солнце светит с ясного неба, из гавани дует прохладный свежий ветер. Немногочисленные прохожие – в основном туристы и студенты, гуляющие последний летний месяц перед учебным годом, – попадаются ему на пути и приветливо кивают. Теодор никогда не привыкнет к этому негласному правилу: улыбаться без задней мысли, потому что так принято , он не умел и в лучшие свои годы, а теперь желание казаться нормальным в нем и вовсе иссякло.

Он специально не взял машину – до резиденции четы Давернпорт ему идти всего пару миль – и теперь шагает как можно медленнее, оттягивая момент встречи. Отчего его так пугает Элоиза? Не оттого ли, что с ее мнением придется считаться? Не оттого ли, что теперь он заинтересован в ней, возможно, больше, чем она в нем? Элиз Вебер давно уже замужняя дама, но это не повод расслабляться в ее присутствии.

Она ждала, что Теодор позовет ее замуж, как любой порядочный джентльмен, и воровала вместе с ним яблоки на заднем дворе своей же аристократичной тетушки, как простолюдинка.

Теперь ей не двадцать лет, а его шутливо брошенное «Теодор, Теодор Атлас» при первой встрече с Элиз давно превратилось в официальное имя. Кто знал, что они встретятся снова спустя столько времени и будут помнить друг друга такими, как прежде…

Теодор достает из внутреннего кармана пиджака припасенную фляжку с инициалами – вовсе не «Т. А.», что обыкновенно вызывает вопросы и заставляет шутить об убитых рэкетирах, – и делает большой глоток. Морщится, жмурится. Саймон разбавил Джирван чем-то кислым? Не иначе как добавил в свои знаменитые бочки по лимону в безудержной жажде экспериментов.

Улица раздваивается – один ее хвост ведет к пристани, второй резко уходит влево по Север Парэйд к Фалмут-роуд. Теодор сворачивает чуть раньше и по неприметному закоулку, соединяющему Техиди Террас с Пенверрис-лэйн, протискивается между прижатыми друг к другу домиками. В этой части города, ближе к окраине, они уже напоминают сельские фермерские постройки, какие раньше принадлежали одному большому поместью. Прежде в таких жили служившие крупным помещикам крестьянские семьи вместе со скотом, а сами богачи отстраивали себе усадьбы чуть выше на холмах. Или же такие маленькие дома стояли на отшибе города, и жили в них ведьмы.

Теодор делает последний глоток из фляги, прячет ее обратно в карман пиджака и стучит в массивную дверь с золоченым молотком в виде головы льва. Тяжелое кольцо, зажатое в его острозубой челюсти, он намеренно игнорирует.

Открывают ему не сразу. Он ждет, что за дверью его встретит лакей – какой-нибудь холеный юноша в неприметной форме, вытянувшийся по струнке, с зализанными волосами, как и полагается прислуге богатых хозяев. Но после третьего сердитого стука на пороге перед Теодором появляется сама хозяйка.

– Элиз? – Он не хотел выглядеть удивленным, но голос выдает его, и приветствие звучит вопросом. – Не ожидал увидеть тебя…

– Так сразу? – подсказывает женщина, насмешливо кривя губы. – Мы как раз садились за стол. Входи.

Она пропускает его в дом, и Теодор, учтиво поклонившись, как и подобает, входит внутрь. Длинный коридор с высокими потолками, увешанный портретами знатных господ и знаменитых виолончелистов из рода Вебер, приводит гостя в большую залу. Теодор помнит, как выглядела (или все еще выглядит) усадьба мадам Вебер и ее покойного мужа, – и сравнивает ее с этой резиденцией. Видимо, Элоиза посчитала, что убранство ее отчего дома подходит ее нынешним вкусам, потому что дома слишком похожи. Теодор чувствует себя так, словно он очутился в старом поместье семьи Вебер и вот-вот увидит мадам Шарлотту, которая будет взирать на него сквозь свои многочисленные морщины с видом оскорбленной до глубины души. Ей никогда не нравился «этот прибывший из-за океана мальчишка с замашками старика». И хотя Теодор тоже не горел желанием встречаться с матерью Элиз, та вызывала к себе на ковер американского грубияна так часто, как только могла, чтобы удостовериться: у выбранного капризной дочерью жениха есть и достаток, и положение в обществе, которого мисс Вебер заслуживает.

Когда в зале Теодор видит всего лишь мужчину лет шестидесяти с подозрительно знакомым профилем, он почти искренне удивляется. Окажись здесь мадам Вебер, постаревшая на пару десятков лет, Атлас бы даже не возмутился.

– Мистер Давернпорт, я полагаю? – бодрее, чем следует, приветствует его Теодор и в два размашистых шага сокращает расстояние между ними. Мистер Давернпорт, муж Элоизы, поднимается со своего места во главе накрытого к обеду стола и кивает. Они жмут друг другу руки.

– А вы тот самый мистер Атлас? Наслышан о вас… – Хозяин дома мерит Теодора рассеянным взглядом и вновь кивает. – Что ж, присаживайтесь! Мы рады гостям, правда, Элиз?

Элоиза идет мимо мужа и невзначай гладит его по плечам и голове с проглядывающей на макушке лысиной. В ее жесте полно нежности, хотя глаз с Теодора она не сводит. От странного ощущения, будто его испытывают на прочность, спасает поданное проворным молодым человеком первое блюдо.