Ксения Хан - Глаза колдуна

Теодор резко вздыхает, стискивая стон в грудной клетке, где-то между сердцем и легкими. Глупый наглый мальчишка может врать о себе, своей бессмертной жизни, знаниях и любой другой вещи, но способен ли он нагородить чушь про Клеменс? С какой стати ему привязывать ее к своим фантазиям?

– Сбегаешь, Теодор? – Элиз вскидывает брови, бросая ему вызов.

И он кивает, мысленно капитулируя.

– Да, – говорит Атлас. – Прости, Элиз, нам придется договорить в следующий раз.

Он наскоро жмет руку растерянному Джорджу и торопится к выходу. В дверях гостиной Теодор замирает, оборачивается, чтобы взглянуть на хозяйку дома, и видит, как та разочарована. Разочарована и зла.

– Нет, Тео, – говорит она, надменно улыбаясь. – Мы больше с тобой не увидимся.

Секундное замешательство Теодора превращается в муку. Кто из двоих играет с ним – Элоиза или Палмер? Кем он может пренебречь ради другого?

Он знает ответ еще до того, как рука касается холодной дверной ручки.

Атлас коротко кивает Элиз и выходит в коридор. «Элиз, дорогая, – говорит Джордж разгневанной жене. – Разберись с прислугой, они совсем отбились от рук!» Дверь за Теодором сердито захлопывается; он спешит покинуть дом миссис Давернпорт, проклиная мальчишку-истеричку и свою бесхребетность.

Если он и сбегает от Элиз, то не ради девицы Карлайл, попавшей в эфемерную опасность, а ради себя. Теодор больше не проведет рядом с бывшей мисс Вебер ни минуты, пусть даже она окажется самой настоящей ведьмой. За ее услуги ему придется заплатить слишком высокую цену.

– Ох, мисс Карлайл, – цедит Атлас, спеша в магазин антиквариата, срезая путь неприметными улочками засыпающего города, – окажитесь в опасности.

Дома его ждут испуганный Бен и бледный до тошноты Палмер.

– Быстро и по делу, – чеканит Теодор, скидывая в первое же кресло взмокший от быстрой пробежки пиджак и стягивая тугой галстук. Паттерсон вскакивает с софы, мальчишка неуверенно косится в его сторону. Получив кивок от Бена, он сглатывает, прежде чем начать тараторить:

– Я думаю, что Клеменс в опасности, хотя он никогда не трогал ни женщин, ни детей, но сегодня вдруг позвонил, а ведь он не звонит мне просто так, и сказал, что я должен прилететь в Лион как можно скорее, а в Лионе живет только Клеменс, и у нас никогда не было никаких дел в Лионе, а если я лечу туда, то и он тоже, и…

Прервать этот словесный поток Теодору удается не сразу – он открывает рот, чтобы вставить хоть звук в торопливую речь Палмера, но в итоге просто швыряет в него запонкой от рубашки и попадает точно в лоб.

– Ауч! – тот отшатывается, хватается за голову и впивается в Атласа злым и перепуганным одновременно взглядом.

– Заткнись, – бросает Теодор. – Ничего не понятно, тарахтишь, точно пастор в моряцкой миссии [12] Центр досуга моряков в портах, обычно организованный религиозными учреждениями. . Что за «он» и чего ты так переполошился?

Палмер мотает головой и едва не срывается на крик:

– Пока ты тут задаешь вопросы, он летит в Лион. А там Клеменс. Что ему нужно в Лионе, кроме нее? Он и так с ней играет, как кот с мышкой, а ты…

Так-так. Теодор щурится, внимательным взглядом выискивая на лице испуганного мальчишки следы притворства. Не может же эта паника быть натуральной? Этот таинственный «он», кем бы он ни был, вызывает в Палмере столько эмоций, что в голову безудержно лезут мысли о приходе. Не иначе как этот «он» – всего лишь дилер, что толкнул малолетнему некачественный порошок, а такой товар и в их маленьком городке можно найти с достатком.

– Кто этот «он»? – спрашивает Теодор, повышая голос. Столько шума от мальчишки не было с того самого злосчастного покушения. – Бен, ты проверял его на наркотики? Думается мне, наш «бессмертный мальчик» совсем оторвался от реальности.

И как ему раньше не пришла в голову такая простая, в сущности, мысль! Палмер – всего лишь малолетний торчок, который, обкурившись, весьма правдоподобно описал свои приходы в виде приключений во Франции девятнадцатого века с участием человека, похожего на Теодора, – они встречались целых два раза в течение короткого срока, и наркоман вполне мог сообразить своему клиенту сносную биографию.

– Слушай, ты!.. – задыхаясь от возмущения, вскрикивает Палмер. Его сиплый голос подскакивает на пару октав, словно ломается. – Я тебе не глюколов какой-нибудь, и я говорю на полном серьезе!

– Правда? – вскидывается Теодор, порядком уставший от этой суматохи. – Тогда давай четко и с расстановкой: кто такой твой мистический «он», что ему нужно и при чем тут, черт побери, Клеменс?

Палмер дергается, взвинченный, и не может даже устоять на месте.

– «Он» – это Он ! Фомор тебя задери, Атлас, я не могу назвать его имя! – Мальчишка вскидывает в бессилии руки, и жест даже выглядит правдоподобно.

Теодор фыркает, ловит многозначительный взгляд Бена и вздыхает.

– Час от часу не легче. Почему ты не можешь назвать его имя? На нем печать? Он что, Волдеморт?

Бен издает звук, подозрительно похожий на хрюканье, и нервно фыркает, но Палмер, не оценив юмора, бледнеет еще больше.

– Придурок! – выпаливает он и срывается с места, в несколько дерганых шагов пересекая зал лавки. Вскидывает голову, впивается в Теодора глазами-стеклами – его зрачки, несмотря на полумрак, стали размером с игольное ушко, и серые радужки сливаются с белками. – Ты обязан лететь со мной в Лион, если тебе не безразлична Карлайл!

Атлас склоняет голову ниже и отчетливо выговаривает:

– Назови хоть одну причину, почему я должен верить твоим сказкам.

Палмер скрипит зубами. Вот-вот в антикварной лавке выстрелит револьвер тридцать восьмого калибра – это взвинченный до предела мальчишка схватится за огнестрельное оружие под стеклом витрины справа от себя и нацелится в сердце Теодора, чтобы во второй раз убить. Как и в ту ночь, руководить им будут эмоции – сплошной ком ярости, безрассудного отчаяния и страха.

– Теодор, – осторожно зовет Бен и шагает в квадрат света. Фонарь с улицы бьет прямо в окно лавки и вырисовывает на паркете неровную фигуру, поделенную на две равные половины. – Я думаю, мальчик не врет.

– Бенджамин… – вздыхает Теодор, поднимая к нему глаза. – Вечно ты пытаешься…

– Взгляни, он напуган, – Бен перебивает и, кивая в сторону Палмера, добавляет: – Клеменс не отвечает на звонки второй час.

Холодок, которому Теодор не давал воли, тонкой струей просачивается сквозь его затылок и течет вниз по позвоночнику. Ядовитое ощущение тревоги, что преследует его с тех самых пор, как Клеменс обронила, что получила от таинственного незнакомца кусочек пергамента с непонятной фразой, теперь набирает силу и выскальзывает из-под контроля.