Ксения Хан - Глаза колдуна

Элоиза склоняет голову набок, так что ее завитые кудри касаются атласного плеча платья, и щурится. Кривит губы в ухмылке, прикрывает глаза и выдыхает, будто не веря его серьезному тону.

– Неприступный, как скала. Как и всегда. – Она кивает самой себе и смотрит на Теодора уже без притворной насмешки. – Хорошо, дорогой, так и быть, я сделаю вид, что меня интересуют твои заботы. О чем ты хотел поговорить?

Он совсем не чувствует, что буря его миновала, но дышать становится чуть легче. Теодор на всякий случай откидывается на спинку дивана, подальше от длинных рук женщины.

– О моих предках, верно? – не давая ему и слова вставить, продолжает Элоиза. Атлас давится удивленным вздохом. – Ой да брось! Тебе стало интересно мое приглашение на ужин только после той нашей встречи в музее, я не забыла. Ты же был там с мисс Карлайл, верно? Где теперь эта девочка?

На секунду Теодору кажется, что он слышит в вопросе Элиз что-то, не подходящее ее виду и положению, но мысль ускользает так же быстро, как и появилась. Атлас облизывает нижнюю губу, скрещивает пальцы, борясь с желанием поправить чересчур тугой воротник рубашки.

– Она дома. Это неважно. Ты права, я хотел поговорить о твоих предках. О женщине с картины Уотерхауса. Ты знаешь что-то о ней?

Он задает вопрос и весь обмирает. Задает вопрос и стискивает пальцы так, будто только они удерживают его в гостиной дома Давернпортов. К этому моменту он стремился, но представлял его совсем по-другому. А в итоге все происходит именно так: Теодор сидит рядом с женщиной, о которой предпочел бы не думать, которая, в отличие от всех его прошлых женщин, еще жива и все еще на что-то претендует, несмотря на замужнее положение.

Он с удивлением обнаруживает в себе явное желание оказаться где-то подальше от этого места и Элоизы, где-то во Франции, где сейчас, должно быть, юная мисс Карлайл воюет со своей матерью.

Рядом с ней он чувствовал себя хозяином положения, а не загнанным в угол зверем в лапах хищной птицы-аристократки. Рядом с ней он мог диктовать правила поведения и направлять течение их разговоров, неспешное – с его стороны, полное эмоций – с ее, так, как ему вздумается.

– Странные вопросы от странного человека, – говорит Элоиза. – Ты всегда был немного не от мира сего, Тео. Меня смущает даже не твоя вечная молодость… – Она окидывает его внимательным взглядом с головы до ног. – А то, что ты рвешься в какие-то недостижимые дали, как юный наивный мечтатель. Скажи, зачем тебе прерафаэлитские дамы?

Теодор надеялся, что до этих расспросов Элиз, в силу своего эгоистичного самолюбования, не опустится. Может, во избежание оных ему нужно было ответить на ее заигрывания?

– Хочу узнать одну тайну, – отвечает он. – И для этого мне нужна твоя помощь.

– Неужели?

Атлас готов поклясться, что в этом вопросе яду хватило бы на половину королевского двора викторианской эпохи.

– Если, конечно, это тебе по силам.

Элиз всегда была падка на вызовы, вот и сейчас не может не услышать в словах Теодора дерзкое «слабо?». Она кивает – «продолжай».

– Тайну женщин прерафаэлитов – определенных женщин, замечу, – может открыть только их потомок. Наследница. Если ты – это она… – Теодор картинно вздыхает. – То ты мне необходима.

Ради этой фразы он готовился добрую половину вечера. Если бы возможной наследницей ведьмы оказалась любая другая женщина, Теодор подобрал бы слова менее вызывающие и менее обязывающие. Но с Элиз не сработают простые приемы.

Она улыбается, и в изгибе ее губ Атласу чудится победное «попался».

– Может быть, – тянет Элоиза. – Что ты предложишь мне в обмен на мою помощь? Уверена, тебе нужно что-то особенное, не так ли?

Их разговор превращается в перетягивание каната, а Теодор даже не уверен, что Элиз действительно та, кого он ищет. Он вздыхает. Он устал от этого вечера и устал от Элиз, от постоянного напряжения рядом с нею, которое приходится испытывать независимо от того, есть ли в одной с ними комнате ее муж или кто-либо другой или нет. Он знал, что любой диалог с Элоизой будет стоить ему и сил, и нервов.

Но ведь цель стоит того?

«Как же было бы проще, имей я дело с Клеменс», – невольно думает в сердцах Теодор и тут же не просто удивляется, а смущается этих мыслей. Он готов забить голову улыбками и ухмылками Элиз, чтобы не думать о дочери смотрителя галереи, но противоречивая судьба вдруг играет с ним очередную злую шутку.

В гостиную врывается Джордж и, не глядя на жену, идет к Теодору.

– Уж не знаю, что у вас стряслось, мистер Атлас, – запыхавшись, говорит он, – но вам звонят из дома и срочно просят вернуться.

Пожар? Ограбление? Бен никогда не ищет его в гостях, с какими бы трудностями ни столкнулся, поэтому протянутую Джорджем трубку Теодор берет с недоумением.

– Слушаю? – хмурясь, спрашивает он и получает в ответ дробь междометий и неразборчивых сиплых восклицаний. – Бенджамин?

– Это Палмер, тупица, – вопят в ответ. – Срочно езжай домой, мы летим в Лион!

Теодор готов бросить трубку и выругаться на гэльском, хинди и даже ломаном французском на мелкого настырного мальчишку, решившего допечь его окончательно, и только неожиданность, с которой Палмер кидается на Теодора, останавливает мужчину.

– С какой это стати мне ехать домой? Кто эти «мы» и зачем мне об этом знать?

Палмер смачно ругается, позволяя себе такие выражения, которых не использует даже Атлас.

– Слушай, ты! Можешь злиться на меня сколько угодно и ненавидеть, ведь я тебя тоже ненавижу, и плевать бы мне на тебя сто раз! Но речь сейчас о Клеменс! Она в опасности!

Эта новость кажется абсурдной настолько, что у Теодора пересыхает в горле. По крайней мере, позже он спишет все на внезапность.

– Ты слышишь меня, придурок? – раздается в трубке уже на грани паники. – Клеменс в опасности, и мне нужна твоя помощь!

Прежде чем мысль укореняется в мозгу Теодора, Палмер бросает трубку. Протяжная натянутая тишина после его криков кажется оглушающей.

– Все в порядке? – спрашивает Джордж, и Элоиза перебивает его саркастичным «Будто ты не слышал, дорогой, у мистера Атласа всегда какие-то приключения». Теодор не слышит, не понимает ее ехидного замечания.

– Думаю… Думаю, мне нужно вернуться домой, – наконец говорит он. Решение дается ему с трудом – он и не пытается поверить мальчишке, но тот вопил очень натурально, да и шутить насчет Клеменс…

Неужели он опустится до такого?

– Уверен?

Элоиза недовольно поджимает губы, безуспешно пряча эмоции под слоем косметики. Те просачиваются сквозь пудру, тени, темную помаду на пухлых губах.

«Сбегаешь, Атлас?» – спрашивают они.