Майкл Маршалл - Запретный район

Это вообще-то была идея Рейфа, чтобы мы начали заниматься музыкой. Он уболтал своих родителей, чтобы они купили ему гитару, когда ему исполнилось четырнадцать, а мои родители вскоре обнаружили, что с ними произошло то же самое. Теперь это вызывает у меня улыбку, когда я вспоминаю об их терпении и выдержке в те дни. Где в вашем контракте на отцовство или материнство говорится, что вы обязаны мириться с кошмарно громким и чудовищно неумелым бренчанием на электрогитаре, да и со всем остальным тоже?!

Мы открыли для себя одни и те же рок-группы, мы научились брать одни и те же аккорды и тянулись к одним и тем же мелодиям, и к тому времени, когда достигли шестнадцати, именно этим мы и намеревались заниматься дальше. Мы собирались создать собственную группу, мы собирались стать знаменитыми. Мы верили в себя, и эта вера была очень крепкой, да и что могло встать у нас на пути? У нас была общая воля, и мы были твердо намерены скрутить мир, чтобы он ей соответствовал.

Этого, конечно, не произошло. Несмотря на время, проведенное вместе, несмотря на все сходство, мы все же были разными. Мои подружки говорили многословно и четко формулировали свои мысли, а его девочки выражались односложно, и наши экзаменационные работы грешили тем же самым. Когда мы окончили школу, я получил место в колледже, а Рейф не получил.

И вот я уехал, и мы стали видеться только во время каникул и иной раз на случайных пьяных уик-эндах, когда Рейф заявлялся ко мне в колледж и мы надирались и трепались всю ночь до утра. Репетировать мы больше не могли, так что идея создать вместе рок-группу потихоньку начала угасать, хотя время от времени мы снова заявляли, что сделаем это, особенно когда валялись, растянувшись на полу в моей комнате, слишком бухие, чтобы сидеть прямо.

Так что вместо музыки у нас с ним появилось нечто другое. Общая идея.

Что это такое, что делает людей помешанными на идее о существовании иных миров, о реальностях, существующих вне границ того, что доступно глазу? Это не может быть одно только чтение, потому что читают-то многие, но лишь некоторые приходят к мыслям и ощущениям, которые появились у меня. Мне кажется, что с некоторыми людьми должно кое-что произойти, как это произошло со мной – какое-то случайное откровение или осознание или необъяснимое явление, нечто, от чего у них возникает и укрепляется вера, которая потом останется с ними на всю оставшуюся жизнь, даже если они не вспомнят, что послужило исходным катализатором. Не думаю, что кому-то из них когда-либо, когда они были маленькими, встречался человек без головы, стоящий на террасе, но с ними случилось что-то еще, что-то, что заставило их жить дальше с верой в душе. Такой неясный зуд ведет некоторых к темным и запутанным религиозным верованиям, он заставляет их часами сидеть в позе лотоса в полутемной комнате, в тоске и вожделении стремиться к чему-то, что, как они очень хотели бы верить, находится где-то там, далеко. Со мной все произошло иначе, и я потянул за собой и Рейфа.

Я вдруг осознал, что мозг, которым мы пользуемся в течение дня, остается тем же самым и ночью. Это может показаться вовсе не слишком возвышенным и сложным результатом долгих раздумий, однако, по сути дела, эта идея выходила далеко за рамки обычного человеческого понимания и восприятия, как и доказали последующие события. Мозг, который во сне сочиняет и вызывает в воображении разнообразные сцены и явления, по всей видимости, взятые из ниоткуда, это тот же самый мозг, который может всего лишь смутно что-то себе представить и вообразить, когда бодрствуешь, тот же самый мозг, который так часто ошибается и совершает промахи. И мне пришло в голову, что если суметь натренировать свой мозг таким образом, чтобы он в состоянии бодрствования действовал точно так же, как во сне, тогда можно будет видеть сны наяву, когда не спишь, и видеть иные миры.

Мы с Рейфом несколько лет пытались проделать такое то так, то эдак. Мы испробовали разные упражнения по концентрации внимания, мы старались воображать, мысленно что-то себе представлять. Ничто не срабатывало, мы утратили первоначальный интерес, и исходная идея зачадила и угасла.

Теперь-то я уже понимаю, что наши пути начали расходиться уже тогда, что перед тем, как все это произошло, узы, которые удерживали нас вместе, уже начали рваться. Набранный и накопленный вместе опыт и детская дружба могут завести вас очень далеко, но они не в силах противостоять остальному миру, они даже вам самим не могут противостоять.

Ко времени окончания колледжа я уже был вполне взрослым мальчиком. И более грустным мальчиком. Я вернулся домой и некоторое время жил с родителями, пока пытался разобраться в себе, придумать, чем буду заниматься в этой жизни. Рэйчел пока что оставалась в колледже, продолжала обучение, хотела получить степень магистра.

С Рэйчел я познакомился, еще только поступив в колледж, в первом семестре, и мы полюбили друг друга. Все было очень просто и очень чудесно. Мы с нею не спешили, старались медленно узнавать друг друга, словно в силу какой-то интуиции знали, что это самый лучший способ сблизиться. Прошло много месяцев, прежде чем неизбежное случилось, но когда это произошло, мы тут же забросили всех своих прежних друзей и приятелей.

Когда вы хотите сказать, что кого-то любите, как вы это делаете? Лично я могу припомнить так много случаев, так много мгновенных, отрывочных картин. Вот мы сидим на верхней палубе автобуса, поворачиваемся и улыбаемся друг другу, не находя слов, чтобы выразить свои чувства. Или оказываемся в хорошо протопленной комнате темным зимним вечером, а в углу зелеными огоньками светится стереосистема, а в окно пробиваются полосы белесого света уличных фонарей. Или идем куда-то, и моя рука обнимает ее за плечи, ощущая их округлость, и я чувствую ее тело, крепко прижимающееся к моему, когда мы сворачиваем за угол. Или сидим за разными столами в аудитории и вдруг одновременно поворачиваемся и улыбаемся, демонстрируя друг другу, что мы по-прежнему здесь, рядом. Или вот я лежу в постели позади нее, а она прижимает рукой мою ладонь к своей груди, и я прислушиваюсь к ее дыханию.

Любой может перечислить все скверные случаи своей жизни, но как рассказать обо всех хороших? Я могу что-то вспомнить и рассказать, но я не могу заставить вас это увидеть. Я могу прислать вам открытку, но вы же не можете приехать и пожить со мной.

Я любил ее. И по-прежнему люблю. И всегда буду любить.

Все пошло вразнос в последний год нашего обучения в колледже. Рэйчел была очень привлекательная девушка, самая красивая из всех, что у меня были. К сожалению, другие тоже это замечали. Я же пока что чувствовал себя не слишком уверенно и все время был занят. И теперь мы не слишком часто обменивались взглядами и обнимались уже не так крепко.