Юлия Остапенко - Свет в ладонях

– Что это за место? – невежливо перебил его Клайв – к явному неудовольствию Эстер. – Кто вы? Как мы сюда попали? И где Джонатан с принцессой?

Старик приподнял кустистые брови, по пышности и роскошеству лишь немногим уступавшие его невероятным усам. Невольно закрадывалась мысль, что, если бы пересадить хоть часть этого великолепия ему на макушку, получилось бы весьма недурно.

– Ваш спутник, сударыня, наконец начинает задаваться очевидными вопросами. Это добрый знак. Похоже, его травма не столь сильна, как вы опасались.

По виду Эстер, которая жадно оглядывала «гусеницу» в центре комнаты, нельзя было заподозрить, что она опасалась за здоровье Клайва и что вообще помнила о его существовании, пока он не вошёл. Однако, по-видимому, это было не так, потому что она вдруг тревожно посмотрела на него и спросила, как он себя чувствует и не нужна ли ему перевязка.

– Чувствую я себя отвратительно, а про повязку судить не мне, поскольку я её не вижу, – немного раздражённо ответил Клайв и повторил вопрос, терзавший его сильнее всего: – Где Джонатан и Женевьев?

– Клайв, – сказала Эстер немного неловко, наконец подступив к нему ближе. – Этот человек – Мастер Пих. Он спас нас, вытащил из воды, когда вас ранило. Мы в его доме. Он утверждает…

– Со всей уверенностью, – вставил усач.

– …что обнаружил на дне два тела, которым нельзя уже было помочь, но, судя по его описанию, это были лодочники. Остальные либо добрались до берега, либо их подобрали на шлюп.

– И последнее куда более вероятно, – снова добавил старик, названный Мастером Пихом. – Так как лишь опытнейший пловец смог бы добраться до берега в такую погоду. А ваши друзья, как я понимаю, подобными умениями не блещут.

– Вы что же, прочесали всю бухту, раз говорите об этом так уверенно?

– В некотором роде, – сказал старик и нажал на один из рычагов.

Раздался ужасающий скрежет, заставивший Клайва подскочить на месте. Ему казалось, в комнате нет окон, но теперь он понимал, что ошибся: массивная жестяная заслонка медленно отползла в сторону, открыв некое подобие окна… или вернее сказать – иллюминатора, ибо оно было круглым, обитым заклёпанным металлом, и за ним лениво и сонно плавали рыбы. Одна из них ткнулась носом в стекло, отвернулась и удалилась с видом, исполненным непоколебимого достоинства. Клайв с трудом поборол желание последовать её примеру – увиденное было столь невероятно, что хотелось прилипнуть к стеклу не только носом, но и руками. Он, однако, сдержался и хотел задать новый вопрос, но вдруг за иллюминатором вспыхнул свет, такой яркий, что рыбы прыснули во все стороны, путаясь в водорослях и прячась меж сваленных на дне камней. Заскрежетал ещё один рычаг, потом пол дрогнул и стал медленно подниматься, вращаясь вокруг своей оси – вернее сказать, не столько пол, сколько всё здание, в котором они находились.

Клайв с Эстер покачнулись, хватаясь за что попало и едва устояв на ногах, Мастер же Пих продолжал колдовать над рычагами и лишь бросил через плечо:

– Осторожней! Не стоит так рьяно хвататься за провода, это может привести к непредсказуемым последствиям.

Сооружение поднялось и, задрожав, вновь остановилось. Теперь свет, льющийся, вероятно, из-под крыши, высветлил дно на добрых полсотни ярдов вокруг. Медленное вращение позволяло разглядеть всё, находящееся на дне, в любом направлении. Клайв видел рифы, вздыбливающиеся с песчаного дна подобно стволам гигантских дубов, видел косяки рыб, беспокойно мельтешащих в воде, видел гигантского краба, сердито загребавшего клешнями песок и пятившегося от светового пятна, видел даже остов давно затонувшей лодки и тысячу ракушек и мидий, которыми этот остов оброс, точно дерево груздями. И ещё – Клайв всякое повидал, но, не удержавшись, вздрогнул от этого зрелища – он увидел череп и, кажется, кисть руки в остатках истлевшей полосатой куртки. Но это совершенно точно не было телом того, кого он знал, – эти останки лежали здесь слишком давно.

– Я поднял троих, – голос Мастера Пиха вывел его из потрясённого созерцания. – Вас с госпожой Эстер и ещё одного бедолагу. Он слишком нахлебался воды, откачать его я не смог, быть может, потому, что доставил его сюда последним. Но у меня, к сожалению, только две руки… Ещё одного я видел, но подбирать не стал – ему снесло полголовы ядром, он был мёртв ещё до того, как упал в воду. Вам, птенчики, неслыханно повезло.

– Это истинная правда, Мастер, – тихо отозвалась Эстер со смесью печали и благоговения. И тут Клайв внезапно вспомнил. Что же это так крутилось у него – Мастер Пих, Мастер Пих…

– Вы – тот самый Мастер Пих? – осенило Клайва. – Старый шарлатан, которого лет двадцать назад изгнали из столицы и отлучили от двора из-за ваших бредовых идей?

Было не слишком вежливо говорить в таком тоне с человеком, которому он был обязан жизнью. Но Клайв злился оттого, что по-прежнему ничего не знал о судьбе своего друга и принцессы, и видимое спокойствие Эстер лишь подливало масла в огонь. Он полагал это спокойствие возмутительным и воспринимал его как личное оскорбление. Поэтому когда в ответ на его вопрос она выпрямилась и с упрёком воскликнула: «Клайв!» – он лишь зыркнул на неё без малейшего раскаяния. Недолго же она убивалась по муженьку!

– Некоторым образом да, – с достоинством ответил старый усач на выпад Клайва. – С той небольшой поправкой, что я не шарлатан, а, возможно, единственный настоящий учёный в этой несчастной стране. А что до моих идей, то даже если я был излишне напорист в попытке донести их до разума сильных мира сего, то это не из тщеславия, а только из соображений очевидной пользы для всех.

– Ради всего святого, Клайв! Ты посмотри только вокруг – разве ты ещё ничего не понял? Он построил дом под водой! Над нами море! И вокруг нас…

– Вынужденная мера, дитя моё, сугубо вынужденная мера. У меня была лаборатория в горах Отлавана, но часть её обрушилась во время землетрясения, пропали самые ценные мои наработки, а потом местные жители случайно набрели на новую тропу, которую пришлось временно проложить, и…

– И вы обзавелись цитаделью на дне морском, это я понял, да. Примите моё искренне восхищение, сударь, вкупе с не менее искренней признательностью и прочая. А теперь не будете ли вы столь любезны доставить нас наверх?

– Клайв, – вновь начала Эстер, и Клайв круто обернулся к ней.

– Что?

– У тебя кровь на повязке. Позволь мне переменить…

– Это можно сделать и на твёрдой земле. Ну, сударь? Мастер Пих внимательно вгляделся в него и тяжело вздохнул.

– Вы, я вижу, совсем не чтите науку, молодой человек. А ведь именно науке вы обязаны тем, что изволите дышать и ходить, а не гнить среди рифов. Знаете, отчего все беды нашего времени? От таких, как вы. Вы принимаете великое чудо науки – науки, друг мой, не сомнительной магии! – как должное, даже когда она служит вам верой и правдой, а затем отбрасываете с презрением, потому как у вас есть дела поважнее. Не могу судить вас – вы дитя своего века. Люксиевые «чудеса» разбаловали вас. Вы знаете – и в том вы совершенно правы! – что человеку они ничего не стоят, знай залей себе люксий в механизм, и он заработает сам. В настоящей науке, берущей своё начало от природы, так не бывает: любое научное чудо есть труд, порой непомерный. Но я не виню вас в том, что вы отворачиваетесь от этого труда: в конце концов, мне самому понадобилось преступно много времени, чтобы понять, что именно это отвратило от моих идей короля Альфреда и его совет. Я не обещал им мгновенных чудес, которые дарит люксий, я обещал работу, много работы, тяжёлой, затратной, зачастую неблагодарной. Ибо всё, что сделано руками человеческими, рано или поздно портится и ломается прежде, чем окупит свою полную цену… Но это только начало, попомните моё слово, сударь, – только начало! И если бы нашёлся отважный правитель, не побоявшийся отбросить то, что даётся легко, во имя трудного, но куда более свойственного человеческому естеству… о, тогда, сударь, мы бы с вами говорили не здесь, а в мире лучшем, в мире более устроенном и богатом… и покамест никому не нужном, – закончил Мастер Пих с печалью, столь глубокой, что Клайва она на мгновение тронула.