Ирина Клюшина - Улица Лунных кошек

Первой в подъезд зашла кошка, за ней – Егор. Шерсть его новой знакомой была нереально мягкой и приятной на ощупь, как бывают только плюшевые одеяла. Егор заметил, что шерсть переливается, но краска почему-то не капает на пол, а возвращается вверх к шляпе, завершая круг. Кошка тихо и грациозно поднималась по ступенькам, нервно подергивая кончиком хвоста. Егор даже засомневался, живая ли она, а то, может, сон, и ущипнул себя за руку для уверенности. Кошка не исчезла, а боль от щипка осталась.

Стены лестничных пролетов подъезда снизу до середины украшал зеленый узор, напоминающий лабиринты, а верхняя часть с потолком создавала иллюзию неба с перистыми облаками. Кое-где на стенах встречались детские рисунки с уже различимыми очертаниями цветов, домиков, мамы и папы, какие начинают рисовать в детском саду.

Кошка поднималась по ступеням, Егор не отставал. В его левой руке болталась гирлянда, а раздавленный фонарик он положил в красный карман пуховика.

– Попробую по существу, – сухость во рту мешала говорить, Егор облизнул губы. – Откуда дом такой взялся? Почему дверь из лоскутков? Это сон? Почему встречу со мной вообще «представляли»? И кого это «нас тут много»? – на одном дыхании выпалил, боясь, что не успеет задать вопросы, и кошка оборвет его на полуслове.

– Тсс. Болтаешь много, – шепнула кошка резко.

Они остановились на лестничной площадке между вторым и третьим этажами. Егор посмотрел в окно и увидел внизу людей, идущих как ни в чем не бывало, будто дом и вовсе здесь не стоял. Он развернулся к кошке и хотел спросить почему они вдруг остановились, но кошка наклонилась и подняла странный предмет, очень похожий на штепсель от гигантского провода. Внутри штепселя плавали блестящие пузырьки.

– Опять нас отрубили от питания. Придется сорок третью комнату передвинуть на другой этаж и проверить засов.

– Сорок третья комната двигается, и у вас там что-то важное? – вслух размышлял Егор. – Подъезд вроде один или я что-то путаю?

– Подъезд один, а этажей много. Строители хотели грандиозный проект сделать, да чуток перестарались. Сорок третья по этажам каждый день кочует, и у нас по этой комнате расписание имеется. Все по технике безопасности.

– Что-то я не готов идти. Может, в другой раз зайду?

– Ну, как же, – улыбнулась кошка, развела в разные стороны лапы и штепсель громко ухнул на пол, – ждать будем каждого, но раз зашел, – значит, зашел и никаких там «в другой раз зайду». И вообще ты болтун отменный, переговоришь даже барофона нашего.

– Хорошо. Я помолчу, – поднял штепсель и протянул его кошке.

– Вот. Отличная заявка на победу.

– Куда это добро нести или воткнуть, может, куда?

– В розетку и втыкай, – показала лапой на стену под окном. – И пошли на третий этаж.

Он воткнул штепсель в розетку, и они продолжили подниматься по лестнице. Егор держался за гладкие металлические перила, считал серые шероховатые ступени – привычка с детства.

Бабушка, поднимаясь на пятый этаж пятиэтажного дома, всегда играла с внуком в «сосчитай ступени». Этот хитрый трюк Егор раскусил быстро, бабушка не могла упрекнуть его в том, что он рос и становился всё тяжелее, поэтому и придумала игру. Позже это превратилось в привычку, и в каждом новом подъезде он считал ступени.

Егор точно знал максимальное количество ступеней в любой застройке – оно не превышало восемнадцати, а в пролетах этого подъезда он насчитал девятнадцать ступеней.

– А что у вас тут со ступенями?

– Ступени, что же еще. Или цвет не нравится? Стой здесь! – кошка вновь оборвала разговор.

На третьем этаже, куда они только что поднялись, во всю стену располагалась огромная дверь. Егору показалось, что туда спокойно зайдет слон. По краям двери формировался тончайший иней и медленно двигался к центру, где находился странный навесной замок с пятью отверстиями для ключей, соединяющий две половинки двери. Больше всего Егора удивили странные дверные ручки – безупречно начищенные до блеска, золотые запястья в кандалах, как у узника. В углу стоял металлический засов с бегущими по нему кошками.

Егор прислушался, звуки из-за двери доносились глухие и непонятные: то ли пытались выбраться оттуда, то ли подавали сигналы о помощи. Егор тяжело дышал и чувствовал, как внутри все сжимается от страха. Кошка с легкостью поставила засов на место, будто он бутафорский, а не металлический, иней поспешил отступить к краям двери. Из комнаты послышался слабый стон.

«Кого они там заперли, почему не выпускают?» – Егор зажмурил глаза.

Кошка обернулась и увидела застывшего Егора, дотронулась до его плеча, глаза распахнулись, в них зияла черная пустота зрачка, лицо осунулось и посерело.

– Тебя как зовут? – как ни в чем не бывало спросила кошка.

– Егор, – почти не шевеля губами выдохнул он.

– Да это сквозняк там, стены сделаны не на совесть, комната промерзает, – быстро тараторила кошка, пытаясь привести его в чувства. – Угловая. Понимаешь? Отремонтировать не можем.

– А засов зачем?

– Ну, так сбегут же… – кошка прикусила язык, явно сболтнув лишнего.

– Кто? – протянул, словно нараспев, Егор.

– Ох, что же ты такой любопытный? Не готова я сейчас рассказывать. Пошли. Нас ждут на двадцать седьмом этаже. Ты, кажется, туда шел.

– Нет. Я искал двадцать седьмой дом на проспекте Крапольского, – Егор медленно приходил в чувства.

– Пошли быстрее. Раз отрубили от питания, значит, чудеса начинаются.

Поднимаясь по ступеням, он всячески старался забыть странные голоса из сорок третьей комнаты и продолжил считать ступени.

– Мы пришли, – радостно промурлыкала кошка.

– Это же девятьсот восемьдесят восемь ступеней.

– Как себя чувствуешь, счетовод?

Егор ничего не ответил, только наклонил голову в бок и пожал плечами. Говорить сейчас хотелось меньше всего. Пока поднимались, он успел заметить, что на каждом этаже расположена только одна – обычная – дверь, лишь сорок третья имела странный вид.

Кошка плавно открыла дверь перед Егором, и теплый пряный аромат сладостей вырвался на лестничную площадку встречать гостей. Комната казалась пустой, в центре, на жаркой плите в ушастой кастрюльке что-то булькало. Егор шагнул вперед.

В светлой комнате за письменным столом сидела девочка и смотрела в окно, царапала ногтем коврик компьютерной мыши. «Сегодня опять приходили и жужжали у уха. Одно и тоже каждый день. Жу-жу-жу. Жу-жу-жу», – не отрываясь от окна с некоторым сожалением думала она.

Тишину комнаты нарушали лишь писклявые звуки, что доносились из наушников, висевших на шее девочки. За окном пролетал снег с остатками листьев, дымила заводская труба и почти все пространство, что разглядывала она, состояло из огромной стены дома культуры грязно-желтого цвета, пупырчатой, как жаба. Иногда казалось, что звуки, доносившиеся из-за стен этого здания, были недовольствами жабы. Это начинающие ученики мучили инструменты так, что хотелось закрыть уши ладошками.