Софья Маркелова - Гнездо желны

Едва грязным остаётся лишь малый уголок, куда стягивается сама собой вся пыль, я единым движением смахиваю её тряпкой и, скомкав своё смертоносное орудие чистоты, несу его в ванную, промывать под водой. Поток засасывает комок пыли в воронку и с чавканьем отправляет в канализацию. Бесславная гибель для вредителя!

Кровать со скрипом встаёт на место, и вот мы с Лерой, уже переодевшиеся и готовые полноценно отзавтракать, ныряем в освещённую солнцем кухню. За пустым столом, застеленным бордовой бархатной скатертью, никого нет. Тихо покачивается круглая люстра в выцветшем коралловом абажуре, и горит одинокая конфорка, на которой нет ни кастрюли, ни сковороды.

Я заглядываю в комнату тёти Анфисы. Гаврила, играя в смартфоне в какую-то очередную бестолковую стрелялку, которые он обожает, молча сидит на своём раскладном диване в углу, ни на что не обращая внимания.

– А где Оля? – с недоумением спрашиваю у двоюродного брата.

– Полезла в чулан за кастрюлями и пропала, – безразлично отвечает он, не отвлекаясь от телефона.

– Яс-с-сно…

Я возвращаюсь на кухню и выключаю конфорку. Лера крутится возле, просит достать с верхней полки шкафа конфет.

– Нечего! – шикаю на неё. – Аппетит испортишь, потом Ольга злиться будет. Иди сядь.

Лера падает на стул и роняет голову на сложенные руки, обиженная на мой суровый тон.

А вот я, чуя неладное, иду быстрее в чулан. Там Оли нет, зато есть две блестящие кастрюли, что стоят на полу напротив друг друга. Одинаковые, никто не отличит. Ни пятнышка, ни пылинки на них нет, словно специально кто-то чистил весь день. Только от одной явственно пахнет репейным маслом для волос, столь любимым моей дорогой сестрой Ольгой, и почему-то крышка нервно подпрыгивает, будто внутри вода кипит. Я без промедления плюю в соседнюю, незыблемую и неподвижную. От подобного обращения и негодования у неё ручки чернеют на глазах. А кому понравится, когда в тебя плюют? Зато вредитель сразу же снимает морок с Ольги, позволяя ей вновь принять свой привычный вид: сидит сестрица на полу, согнувшись в три погибели, ладошки по бокам держит на манер ручек и только зубами скрежещет со злобы.

– У! Я ему устрою! – восклицает старшая сестра сразу же, как только осознаёт свою человеческую сущность и возвращает теплокровность. Едва она заносит кулак над оставшейся кастрюлей, та и вовсе вся чернеет до самой крышки, будто закоптилась хорошенько, и в воздухе появляется явственный запах горелого, быстро разносящийся по всей квартире.

– Кто это там что сжёг? – сразу же кричит из комнаты Гаврила. – Опять, что ли, Ольга про кашу забыла? Сегодня жареная вместо недоваренной будет?

Оля краснеет и пинает кастрюлю от чистого сердца, заставляя её, подпрыгивая и гремя, укатиться в самый центр кладовки.

– Я к тебе ещё вернусь! – грозит сестрица кастрюле, потрясая сжатым кулаком, и, схватив с полки тару поменьше, быстрее убегает на кухню, лелея в своём сердце мечту о скорой расправе.

Каши мы, конечно, ждём ещё полчаса, хотя Ольга всё же пропускает момент, когда овсянка переваривается и начинает прилипать ко дну кастрюли. Всю сажу она любезно оставляет себе, хоть толку от этого мало – всё равно вся каша пропитана запахом гари.

Теперь, после плотного завтрака, наконец пора приступать к выполнению тётушкиного задания.

– Ну-с, что тут у нас? – заглянув в шкаф в комнате Инессы, важно изрекает Ольга.

Вообще, спальня тётушки всегда была и остаётся самым приятным и убранным местом в доме. Во многом благодаря моим усилиям, конечно, но и сама Инесса никогда не позволяет пыли и беспорядку надолго задерживаться на своей территории. Книги, в рядочек расставленные по шкафам, имеют какой-то порядок, ведомый лишь тётушке. Тонкий изящный ковёр с бахромой блестит ослепительной чистотой, что даже в тапках ходить по нему кажется кощунством. На кровати высятся взбитые подушки, укрытые пледом, расправленным и выглаженным. Со стен смотрят старые чёрно-белые фотографии семьи. Инесса, Анфиса, наши бабушки Вера, Милана, Галина и даже нечёткий выгоревший снимок прабабушки Акулины, покрытый паутиной царапин и трещин. Здесь есть и моя мама: портрет овальной формы висит над тумбочкой возле кровати, и с него на меня с сёстрами усталым взглядом взирает молодая изящная женщина с плавным изгибом шеи и бархатным взглядом. Красавица, каких поискать. Раньше я часто бегала в комнату тётушки, чтобы полюбоваться мамой, хоть Инесса и не любит, когда к ней заходят без спроса. После я всегда стояла у зеркала в ванной по часу и разглядывала своё лицо, пытаясь отыскать черты матери. Надеюсь, однажды я стану такой же красивой, как она. Мне бы этого хотелось. Хотя вон Ольга совсем не походит на маму – нос острый, брови прямые, как по линейке, и нет в её облике ни женственности, ни нежности – только какая-то неестественная прямота в каждой черте и строгость. Будто ей всего неделю назад исполнилось вовсе не пятнадцать лет, а уже все сорок!

Лера тоже боится заходить в комнату тётушки, хоть и знает, что своей любимице Инесса ничего не скажет. Сестра робко встаёт в сторонке, будто готовая в любой момент убежать прочь, а вот Гаврила сразу же с любопытством бросается разглядывать старые фотографии.

– Мы сюда по делу пришли! – напоминает Ольга, между делом копаясь в шкафу.

Он тёмной громадой занимает целый угол в комнате тётушки, и вытянутое узкое зеркало с шорохом ходит в зажимах, стоит только коснуться двери, где оно висит. Инесса раньше часто с гордостью рассказывала, что шкаф достался ей по наследству и хранит в себе дух множества поколений, и почему-то я всегда верила в эту историю. Наверное, это потому, что от старого дерева пахло древностью и немного дряхлостью. Шкаф, кажется, всегда был и всё ещё является главным элементом этой комнаты, и остальная мебель стоит тут исключительно ради того, чтобы подчеркнуть величие этого молчаливого мрачного гиганта на мощных коротких ножках.

– А что пропало-то? – интересуюсь я у старшей сестры, опасливо заглядывая в чрево тёмного шкафа. В лицо сразу же бьёт терпкий запах лавандовых саше, которые тётушка обожает раскладывать между стопками чистой одежды и глаженым постельным бельём.

– Я слышал про драповое пальто, – доносится голос Гаврилы из угла, где он без какого-либо стеснения рассматривает содержимое прикроватной тумбочки.

– Не лезь, куда не просят! – сурово грозит Ольга брату, и тот сразу же захлопывает тумбочку, делая вид, что он ни при чём. – Мне тётушка говорила про белые туфли и свою пуховую шаль.

– Прежде чем искать, всё равно нужно из шкафа выселить вора, – припоминаю я уроки.

– Верно-верно, – Ольга кивает. – Чего боится живущий в шкафу?

– Уборки! – восклицает Лера.