Алексей Лишний - Классика с барахолки

– Да, в чащу хочу, в самую глубокую… – задумчиво протянул лекарь. – Только не за травами. И карабин там не поможет… Слышал про Ванюшку-то? Парень-то он не промах, чтоб заблудиться или глупость учудить. Тут, Богдан, чую нехорошее. Сделай мне особую рогатину, для тварей. Знаю я, что ты можешь. И знаю, что за это дело навару тебе не требуется, так как тварей ненавидишь ты не меньше моего.

Кузнец побледнел. Конечно, многое он слышал про Нехристя, но не думал, будто настолько он сведущ в делах, о которых можно было лишь с попом говорить да со странницей Марфой. Конечно, может он быть и Нехристем, да вот только простые-то христиане в этих вопросах несведущи, а этот, видно, знаток.

– Понял я вас. Заговорю рогатину против сварожьих недругов. Этого желаете?

– Этого.

– И, как говорили вам, лишнего не возьму. А рубль заплатите.

***

Гришка считал это оскорблением. Для дуэли он, конечно, никто, а Нехристь-то бывший офицер, хоть, говорят, до наследственного дворянства не дослужился. Потому оставалось только одно: дождаться за углом и наподдать, как следует, в его наглую харю. А там будь что будет! В деревне только лишь кузнец да бурмистр Михей Иваныч, богатырь от рождения, его кулака не знали. Остальные сразу поняли, что с Гришкой лучше не спорить. И не грубить ему.

Нехристь жил отшельником, в стороне, на людях появлялся редко, и вот теперь, видимо, настало время проучить и его, показать, кому тут грубить нельзя ни в коем случае.

Ждать пришлось долго. Кузнец, похоже, его работу поставил в первую очередь – новая обида. Прищучить бы и кузнеца, да вот только человек он нужный, как бы не зажался.

Гришка от скуки сел прямо на дорогу, опёршись спиной о стену дома, и стал думать о своей зазнобе. Не любовь, а чистое безумство! Хотелось кричать о ней, да нельзя. Тут такое «нельзя», которое даже ему, беспутному, с рук не сойдёт, если раскроется.

Наконец он увидел знахаря, выходящего из кузницы. Вот и пришло время расправы. Пора проучить наглеца! Ни тени страха не испытывал Гришка перед мордобоем – уверенность в силе приходила, как ледоход весной: сломала что-то внутри и потащила за собой. Он и думать стал о себе выше, чем раньше думал. И задачи перед собой ставил такие, о каких до того и мечтать не смел.

– Знаете, сударь, на мой взгляд, вы совершенно коней попутали. В метель попадёте – они и вас, и себя загубят, – поигрывая мускулами под сибиркой, Гришка, подбоченясь, заградил путь знахарю.

Исподлобья злобно посмотрел на него в ответ Матвей Васильевич и сказал тихо, но почти в самое ухо:

– Как бы коса твоя о камень не сломалась – больно будет.

Зелёные глаза, казалось, вот-вот проникнут в самую суть Гришкиного разума, унесут сознание далеко отсюда, к чёрту на кулички. Глаза змеи, пустившей яд в тело, которое медленно превращается в хлебный мякиш. Наваждение невозможно было стряхнуть – тело не слушалось. Сейчас Нехристь мог сотворить с ним всё. От понимания такой силы мурашки побежали по коже.

И ему вспомнились годы отрочества, когда ребятня из соседнего Неелова шутки ради привязала его к осине тугой верёвкой.

Однажды он с вершины холма обзывал их, дразнил, считая себя недосягаемым. Пока не получил удар по затылку. Пока не свалился с обрыва в ручей. И очнулся привязанным к дереву. Тогда они ему мстили всласть: били по лицу, в пах, под дых. Наверное, ни один насмешник так не страдал за свои шутки. Правда, это и заставило его стать сильней, чтобы проучить обидчиков.

Первых своих побед в драке Гришка добился именно в Неелове. Он находил тех парней по одиночке и избивал до полусмерти. Их лица навсегда остались в памяти.

Как и лицо Нехристя. Если тот владеет магией, так Гришка обучится ей. И потом… Потом он заставит его встать на колени и молить о пощаде так же, как молили мальчишки из Неелова.

Пройдут годы, и он узнает тайну магии.

А пока надо пережить унижение.

Нехристь уходил. Он жил отшельником у леса. Ни слуг, ни жены, ни детей. Оно и понятно: грубит кому попало, не задумываясь о последствиях. Думает, если чем владеет, так другой этому не научится?

Все так до поры до времени думают…

Только вот Беспутному дорогу не указывают – он сам её выбирает.

***

Ермила Колязин в это воскресенье решил не тратить время попусту, а отправиться по грибы и ягоды. В N-ском уезде леса были дремучие, а особенно в поместье Гусевых. Нееловцы частенько туда отправлялись. В глубь леса мало кто заглядывал, так что и не заметят, сколько кто чего насобирал.

Взял с собой сына – тому всё лучше, чем лазать с пацанятами по чужим огородам. Оно, конечно, сам Ермила пошёл на дело не более благородное, но одна вещь – барский лес, другая – соседская земля.

Взял с собой жену да тёщу. Больше рук – больше унесут. От грибов в Неелове редкий откажется… Особенно ежели лисички нажарить с луком – да со сметанкой густой и свежим хлебом прямо из печи. У Ермилы аж слюнки потекли. А грузди крупные засолить? Как откроешь баночку после Филипповки, так жизнь слаще мёда кажется. А боровики сушёные в суп накрошить да хлебать горяченькое, прислонившись спиной к печи, в Крещенские морозы?

Риск, конечно, есть наткнуться на бурмистра. Но риск этот – как в лютую стужу здесь Морозка встретить. Не зря же на миру сказки идут – значит, были случаи. С пустого места и вода не потечёт.

Каждому Ермила отломил по длинному суку, чтоб не руками голыми траву и листву раздвигать – змеи могут под ними прятаться. Лес давно уже человеку домом перестал быть, с тех самых пор как люди от него отгораживаться стали. Это раньше в сказках медведь с мужиком могли вместе репу выращивать, а потом стала здесь чужая территория, «за забором», где у медведей свои терема расписные. Опять же в сказках так говорят, но Ермила их воспринимал всерьёз как послания предков, умных и видавших на своём веку такое, с чем им, отгородившимся частоколами от всего неведомого, сталкиваться не приходится.

Сыну дали корзину для маслят – маленькую. Долго их хранить нельзя. Вот сегодня нажарят – и уйдёт корзинка. Отец, хромой, хоть порадуется. Какая старику радость ещё, как ни сладко поесть и крепко поспать?

Дружно набрали полную уже. Маслята узнать легко, да и не прячутся они – вдоль узкой тропы растут. Тёща две корзины несла, в них крупные грибы собирали.

Жена – по ягоды любительница, до сластей охоча. Она из них варенья делает на зиму. Не говорил это ей Ермила, но были варенья кислыми, не как мама в детстве делала – мёда не жалела.

Далеко ушли за белыми грибами в самую чащу – так далеко, что не помнились уже эти места. И вроде поворачивать надо, а грибов-то здесь больше.

Чу! Шаги и хруст! Идёт кто-то! Впереди развилка, а звук шёл от тропки, что в гусевское поместье вела.