Ольга Грин - Кондитерская Лавка

«Никто не сходит с ума быстрее, чем абсолютно нормальный человек», – гласила мудрость, написанная мудрецом на стене подъезда. Так. Этой надписи здесь раньше не было, – подозрительно сощурилась я, поправляя воротник на своем любимом бежевом пальто.

Успокаивает то, что для создания вот таких искажений реальности достаточно заиметь несмываемый маркер и потерять совесть. А соседей с отсутствием совести у меня хоть отбавляй. По крайней мере, если судить по регулярному вою пылесоса часиков этак в полседьмого утра или полвторого ночи этажом выше. А уж когда с потусторонним хохотом по моему потолку проносится стадо неспящих в полночь маленьких человеков, у меня возникает неудержимое желание снять квартиру прямо над ними и заселить ее подкованными першеронами. Или ёжиками в стальных сандалиях.

Путешествие до кондитерской было до такой степени скучным на фоне всех этих галлюциногенных вкусняшек, что я даже не хочу тратить ни время, ни буквы на его описание. Да, по дороге мы с таксистом увидели экскаватор, врезавшийся в выпавший на дорогу из мусоровоза мусорный бак. Бабулю, избивающую клюкой фонарный столб. Девочку, выгуливающую на поводке мангуста, и даже небольшую стаю ворон, клюющих поставленное кем-то на обочине соломенное чучело в черном цилиндре.

Но я, равнодушно проводив происходящее взглядом, продолжила мечтать о том, чтобы поскорее добраться до Лавки, обнаружить ее (что очень важно!), зайти внутрь и получить ответы на мои вопросы. Ну, или хотя бы выведать рецепт чая, от которого напрочь отбивает память, и который дарует такую впечатляющую гамму эмоций, что в пору бронировать коечку в отделении для шизанутиков.

Вот она, родимая. Стоит, ждет меня. Потертая вывеска покачивается от легкого ветра. А неподалеку проходит какой-то маленький митинг.

Состоящая из десяти-пятнадцати душ кучка людей заключила в кольцо нечто, невидимое моему взгляду. Их спины были напряженно статичными, словно обсуждаемая ими тема касалась как минимум ракетной установки, активированной в сарае дяди Пети с соседней улицы.

В это время, минуя толпу, в «Кондитерскую Лавку» зашел молодой человек. Шел он быстро, едва ли не спотыкаясь в попытках совладать с излишне интенсивным темпом перемещения своих стоп. Стоп, сияющих ярко-желто-зеленым неоновым цветом. Что это: ботинки, обмотанные светодиодной лентой, или кроссовки, попавшие в чан с ядерными отходами, – насыщенность этого цвета была столь суровой, что глаза заслезились.

По-моему, я где-то видела этого парня и, скорее всего в другой обуви, ибо эту я бы запомнила раз и навсегда. В принципе, ввиду своей профессии, я уже успела по два раза перевидеть каждую блоху в этом городе, так что не удивительно, что я, даже под страхом четвертования, не смогла бы вспомнить, при каких обстоятельствах встречала этого человека.

Мы подъехали к пункту назначения, и я вылетела из такси, желая поскорее вонзить свое тело в Лавку вслед за парнем. Но почувствовала, как чья-то рука схватила меня за локоть.

– Девушка! Вы спешите в это заведение?! Неужели вы тоже пали жертвой черных сил, которые там обитают?!

– ААААААА!

Я заорала на взъерошенную женщину, которая, согнувшись, смотрела в мое лицо снизу в верх, наклонив голову на бок и горячо дыша мне в нос. И это было очень странно, потому как ростом она была примерно с меня, а то и выше. Это ж надо так изогнуться и извернуться!

Женщина, все также сгорбившись, упорно тянула меня в сторону напряженной кучки. А я, разрываемая страхом и любопытством, сопротивлялась, но не сильно. В итоге, она привела меня к людям, которые, открыв рты, слушали яростное выступление еще одной взъерошенной тетки, окружив ее узким кольцом.

Первое, о чем я подумала, – вот, к чему приводит нежелание носить шапку в холод. Второе родилось после того, как я услышала фрагмент речи оратора, – я нервно хихикнула.

– … гнусные булки! Эти запахи пленяют своей скверной! Девчонка торгует грешными мыслями! Что она нам показывает? То, чему быть не суждено! И ради чего! Развращает наши души, чтобы мы потом горели! Соблазняет! Мы сами не ведаем, что продаем наши души нечистому!..

«Ну, финиш», – вздохнула я.

– Вот ты, дитя! – вдруг резко ткнула в меня пальцем женщина.

– АААА, – одернулась я от неожиданности и попятилась, уткнувшись в чье-то тело, помешавшее мне слинять.

– За твою душу ведется борьба! Расскажи нам свою историю!

Глядя на ее трясущийся палец, я, спустя пару секунд, поняла, что тарахчу негромкое:

– I am Alice, I was born…

Причем с максимально варварским акцентом, с которым обычно поют вокалисты невысокосортных кавер-групп, перепевающие каких-нибудь Бон Джови или Кранберриз и совершенно не представляющие, что, помимо абсолютного копирования чужого музыкального произведения, неплохо было бы копировать и произношение иностранных слов.

– Видите! – торжествующе возопила тетка и толпа дружно ахнула, – ее лишили рассудка, ею уже овладели темные силы!..

На самом деле никакие темные силы мной не овладевали. Это моя обычная реакция на любые внезапности, сопровождаемые массовым вниманием к моей скромной персоне. Проще говоря, я не люблю публичные выступления, и, принуждаемая к ним кем-то, от волнения начинаю лопотать глупости, от чего моя нелюбовь становится еще больше и искренней.

Но фанатиков было уже не остановить. Они достали бутылочки с прозрачной жидкостью и начали плескать ею в меня.

Я поспешила выпрыгнуть из бешеной орущей толпы и, обернувшись, поняла, что народ устремился за мной. И это было уже не так забавно, как внезапно нашедшее на меня желание загавкать на людей. Благо, неподалеку зазвучала сирена полицейской машины – митинг явно был несанкционированным. И, на мой взгляд, совершенно ненормальным даже в условиях весеннего обострения.

У фанатиков хватило мозгов разбежаться по дворам, ведь души грешных любителей сдобы из-за стен колонии спасать нелегко. На всякий случай я тоже поспешила скрыться – бравые служители закона вряд ли намерены верить честному слову барышни, резво уносящей ноги от толпы сектантов и полицейской машины. Скорее всего мне пришлось бы отдуваться за всех, кто профессионально слился с толпой, а я не затем стремилась вернуться назад в реальность, чтобы взять на себя ответственность за чей-то идиотизм.

Скрыться я решила в месте, куда и стремилась, но, едва коснувшись ручки двери, была вынуждена отскочить в сторону.

Тот самый парень в неоновых ботинках, как ошпаренный выскочил из заведения под звон колокольчиков, и, окинув меня ошалелым взглядом, исчез за углом дома под громкое мяуканье, доносящееся из глубины двора. Я вспомнила этого парня. Мы встретились при тех же обстоятельствах на этом же самом месте. Именно он, понурый, выходил из Лавки в тот вечер, когда я впервые сюда зашла. Надо же, какие перемены: горящий взгляд, взъерошенные волосы, розовые щеки – словно он не сидел в Лавке, а как минимум делал в ней ремонт.