Марина Эльденберт - Невеста поневоле

– Ты хотела переспать с человеком? – холодно интересуется Хантер.

– Может быть, – вздергиваю подбородок. – Мы наполовину звери, которые должны отдаваться своим инстинктам, но почему-то все об этом забывают. Я ведь не железная. Я из плоти и крови, а не из здравомыслия и хороших манер. Но так нельзя. Так не по правилам.

– То есть, если бы не правила, ты бы занялась со мной сексом прямо сейчас?

Сегодня за ужином мне задали столько провокационных вопросов, что еще один меня совершенно не смущает.

– Нет.

– Нет? Тебя ко мне тянет.

Я смело встречаю его взгляд.

– Может быть. Но меня это скорее пугает. До паники.

– Или пугают последствия твоей раскрепощенности. Пугают правила. Кстати, я здесь для того, чтобы изменить их. Изменить устои вервольфов.

– Удачи, – хмыкаю я. – Я с удовольствием понаблюдаю, как у тебя это получится.

– Сомневаешься в моих возможностях?

Опасный вопрос от опасного хищника. Хантер обхватывает пальцами ножку бокала, а у меня чувство, что сейчас он бы с удовольствием сжал их на моей шее.

– Не в тебе, – поправляюсь я, и это правда. – Сомневаюсь, что остальные готовы принять эти изменения.

Вспоминаю начало нашего разговора:

– Ты поэтому хочешь почувствовать мой аромат? Я для тебя как бокал вина.

– Отчасти.

– Отчасти?

– Мне интересно проверить нашу совместимость.

– Совместимость?

– Истинность. Парность. Называй как хочешь. Я историк, ученый, исследователь. Это моя страсть, и меня всегда интересовала эта особенность вервольфов, которая считалась атавизмом. Утерянной, забытой, выброшенной из волчьего общества за ненадобностью. Так было до недавнего времени, пока Доминик не встретил Чарли.

Он выдает столько информации, что приходится снова переспросить:

– Чарли?

– Шарлин Мэдисон. Его жену. Пару. Истинную.

– Она человек, – вспоминаю я свадебные фотографии старейшины Экрота и его супруги, которые видела везде: в журналах, газетах и в интернете. Красивая пара, оба светловолосые, высокие, а еще счастливые и влюбленные.

И среди вервольфов, и среди людей это было что-то вроде свадьбы века. Переломным моментом. До этого вервольфы, что связывали себя браком с человеком, изгонялись из стай, потому что в таких союзах не могло быть детей, а значит, это рано или поздно могло привести к вымиранию нашего вида. Понятно, почему за такой брак жестоко наказывали. Шарлин Мэдисон стала исключением из правил, они со старейшиной сейчас ждали ребенка.

– Человек, – морщится альфа. – Чарли такой же человек, как и я.

Я вспоминаю его битву с Августом, реакцию и силу Хантера, мистический синий цвет его взгляда, и огромного по любым меркам волка. Мег говорила, что он полукровка, но разве полукровка может быть таким сильным?

– Мне кажется, что ты и не вервольф, – вырывается у меня раньше, чем я успеваю обдумать эту мысль.

Хантер смотрит на меня странно, будто по-другому, а потом кивает Эдгару, который тут же исчезает с веранды. Что, конечно, меня нервирует, я делаю новый глоток вина и тянусь к закускам.

– А кто, по-твоему?

– В отличие от тебя, я не ученая, поэтому понятия не имею.

Кто меня вообще за язык тянул?

Я облегченно выдыхаю, когда Эдгар возвращается с подносом и основным блюдом. Это жареная на углях ирда, рыба из реки в долине. Мое любимое блюдо, значит, Хантер постарался узнать об этом и сделать все, чтобы затащить меня в постель. Или проверить нашу совместимость – теперь это так называется.

– Вы со старейшиной Экротом друзья?

– Владыка упаси! – Хантер так кривится, и чтобы спрятать улыбку, я пробую рыбу. Кусочек будто тает во рту, но после демонстрации с вином, я вообще по-другому воспринимаю еду. Словно ее вкус раскрывается для меня еще больше. – Нет, я скорее друг Чарли, а мы с Домиником терпим друг друга, потому что вместе наводим порядки.

А вот тут впору радоваться, что успела все прожевать!

– В моей стае?

– Не только. Среди вервольфов в принципе. Например, разобраться с истинностью. Вернуть вервольфам их суть и основу основ.

– Зачем?

– Для начала, чтобы повысить рождаемость. Насколько мне известно, вервольфы понемногу вымирают.

Ну конечно!

– Для этого волчиц отдают за самых сильных волков.

– Что не гарантирует потомство.

Не гарантирует. Супруга Августа так и не смогла родить ему детей, поэтому он хотел жениться во второй раз.

– Если верить легендам древности и Доминику с Чарли, то в истинной паре возникает особая связь, когда они могут чувствовать друг друга на расстоянии и даже читать мысли друг друга.

Кошмар какой-то! И они говорят, что изменят порядки вервольфов к лучшему?!

– Я бы не хотела, чтобы кто-то читал мои мысли.

– Почему?

– Это же словно ходить голой. Только все время. Нет, вот это точно самое настоящее варварство. Я не хочу быть привязанной к одному-единственному мужчине. Волчицы после рождения ребенка, по крайней мере, могут выбирать, спать с мужем или нет. Но даже когда в паре все хорошо, они выбирают друг друга не инстинктами, а разумом. Они уважают друг друга. Так было у моих родителей. А ты говоришь, что я просто встречу кого-то и влюблюсь в него без памяти и на веки вечные!

Взгляд Хантера подсвечивается синим.

– Я не говорил о любви. Скорее о притяжении. Животном, непреодолимом. Секс в такой паре должно быть невероятный, и никаких измен.

Кто бы сомневался, что речь пойдет о сексе?

– Это зависимость, – подвожу я итог. – Я не хочу растворяться в мужчине или спасать вервольфов от вымирания.

От страха перед подобными перспективами перехватывает дыхание.

– Ты вообще не хочешь замуж, – вспоминает он.

– Не хочу, – киваю я.

Хантер улыбается, но у меня создается впечатление, что на этот раз это всего лишь маска.

– Не волнуйся, волчонок. Я еще не понял, как это работает, и уже однажды ошибся.

– С Чарли? – почему-то приходит мне в голову, и тут же хочется поверить, что я ошибаюсь. Но, увы, нет.

– С Чарли, – подтверждает он, и мне становится обидно. Получается, Хантер был влюблен в Шарлин Мэдисон, или влюблен в нее до сих пор. Тогда понятно, почему он выбрал меня, а не настоящую невесту. Ему никто не нужен.

– Разве это не доказательство? Ты мог быть с ней, если бы она не оказалась истинной Доминика Экрота.

– Давай закроем тему Чарли, – жестко отрезает он, напоминая о том, кто здесь альфа. – Она выбрала Доминика.

– Природа выбрала за нее.

– И это тоже. Значит, где-то меня ждет моя истинная.

– Ты можешь никогда ее не встретить.

– Возможно, но я предпочитаю надеяться на лучшее.

Хантер так естественно возвращается к своему образу соблазнителя, что я уже не представляю, какой он на самом деле. Где маска, а где он настоящий?