Евгений Курагин - Печать Каульмэ

Потребовалась, казалось, целая вечность и немалая доля храбрости, чтобы взобраться по скрипучей стремянке на чердак, но то, чему она стала свидетельницей, стоило приложенных усилий. Среди картонных коробок и ящиков на голом, пыльном полу сидела маленькая девочка, обхватившая голые изодранные в кровь коленки руками. Окутанная зеленоватым свечением, она горько рыдала, но ни единого звука не срывалось с ее дрожащих губ.

Спустя некоторое время Мария снова была в тесной комнатке чердачного помещения, а вместе с ней профессор Кощин и Адам Келли. Адепты обоих отделов оставались внизу, именно они выстроили из табуретов и прочих предметов мебели подобие лестницы.

– Я подумала, тут без вас не обойтись, Ермак Васильевич, – едва сдерживая плещущие через край эмоции, произнесла Мария.

– И правильно сделали, – обернувшись к печатнице, ответил Кощин. Затем он осторожно приблизился к девочке, убрал прядь светлых волос с ее лба и заглянул в зеленые омуты глаз. – Тише, малышка, не плачь. Никто тебя больше не обидит.

Брусиловская, 6:32

Ванная, до самых краев наполненная горячей водой, творила чудеса с Марией. Вздымающийся пар и легкая циркуляция воды смывали усталость минувшего дня. Запах жасмина, лаванды, шалфея и розмарина, витающие во влажном воздухе, заставляли отвлечься от мирской суеты и на какое-то время забыться.

– Да-а-а-а…

Закинув руки под голову, Мария прикрыла веки с неестественно длинными ресницами. В этот раз мысли молодой девушки не витали где-то за гранью реальности, но однозначно были далеки от уютной ванной комнаты меблированной квартиры. У нее никак не выходила из головы маленькая светловолосая девочка, предположительно семи-восьми лет. Ее размышления снова и снова возвращались обратно, к моменту их первого знакомства, если его можно назвать таковым. Тогда малышка неслышно произнесла простые, казалось бы, слова: «Я не могу». И вот они-то и не давали Марии покоя.

Выяснить природу зеленоватого пульсирующего свечения ей было не под силу. Все же ее познания были слишком скудны по сравнению с Келли, и уж тем более – с профессором. Только потому она, разодрав коленку в кровь, спустилась обратно в тесную комнату и бросилась к Кощину.

Ермак Васильевич обсуждал что-то с Адамом, когда она буквально ворвалась в комнату. Кажется, они говорили о неправильно проведенных лучах печати и их смыкании. Благо профессор не стал тогда задавать никаких вопросов, а просто последовал за ней… Возможно, это спасло малютке жизнь, а возможно, и не только ей одной, но и всем присутствующим!

Что по-настоящему обеспокоило тогда Марию, так это неподдельное изумление на лицах Келли и Кощина в тот момент, когда они увидели девочку. Они далеко не новички в своем деле, причем работали в разных отделах, можно сказать, всю жизнь…

– Они ее не увидели, не почувствовали! Как это вообще возможно? – вслух размышляла Мария. – Ладно, Келли, он уперся рогом в неведомую печать и зациклился на ней, но профессор?

Вода уже остыла. Сигарета в старинном костяном мундштуке, зажатом между пальцами, дотлевала, а печатница продолжала пялиться в морщинистый потолок, пытаясь разгадать тайну происшествия на Старогуева. Обычно неординарные идеи приходили к ней сами собой, но здесь она чувствовала себя совершенно беспомощной.

Наконец выбравшись из ванны Мария вытерлась махровым полотенцем, прошла в весьма скромных размеров кабинет. Тут повсюду висели всевозможные заметки, перемежавшиеся с зарисовками, книги, сложенные в стопки и перетянутые бечевкой, стол, заваленный разноцветными папками с вырезками из газет и много чего еще.

Обмотавшись полотенцем, она плюхнулась в строе скрипучее кресло, зажгла очередную сигарету. Единственное окно ее кабинета выходило на Брусиловскую, сейчас она еще тонула в густых предутренних сумерках. Но пройдет некоторое время, и улица заполнится торгашами, нахваливающими свой товар, и нищими, дворовыми девками и простым рабочим людом, который спешит на работу.

Третий отдел независимой организации печатников занимался преступлениями совершаемые искаженными, а так же и их выявлением. И то, что Адам Келли пригласил профессора быть экспертом в этом расследовании, конечно, польстило старику. Последние годы Ермак Васильевич занимался исключительно преподавательством, и возможность тряхнуть стариной пришлась ему по нраву. Может, поэтому он и приблизил печатницу к себе, позволил обращаться к себе, когда возникнет в том нужда? Девушку это несколько не радовало. Не этого она ожидала, когда на втором курсе историографии в аудиторию вошла комиссия из шести человек, и тогда (довольно громко) прозвучало лишь две фамилии.

Мария затянулась сигаретой и откинула голову на спинку кресла. Когда Кощин в сопровождении Адама и еще двух адептов вышел из здания, патрульного дилижанса уже не было, а ждать транспорта из Бюро не было времени.

– Мария Александровна, не будете ли вы так любезны…

– Конечно! – на ходу бросила девушка, открывая заднюю дверцу шессера.

– Адам, вы можете повести?

– Разумеется, – дважды просить старшего печатника не пришлось.

– Маша, помогите мне.

Без лишних слов, Мария отдала печать зажигания Келли, сама первая села на заднее сиденье шессера, помогла профессору уложить ребенка рядом с собой, положа ее головку себе на колени. Малышка вся дрожала, а таинственное свечение не затухало ни на секунду. Сам Кощин устроился на соседнем с водительским сиденье, а в следующий миг сначала медленно, но потом все ускоряясь, они понеслись по булыжной мостовой в сторону Клинской.

– Я не могу, – повторила Мария, задумавшись над словами малышки, что лежала у нее на коленях. Что она имела ввиду безмолвно повторяя одну и ту же фразу? Что именно она не могла? Что? Одни вопросы, и, похоже, ответов ей не получить уже никогда. Она снова прикрыла глаза, в маленькой кухне, на газовой плите вскипал чайник, а ее мысли шарахались из стороны в сторону, в поисках ответов.

В Бюро третьего отдела, той самой ночью Марию напоили горячим чаем с бергамотом, но на этом все к сожалению и закончилось. Она безрезультатно просила встречи с Кощиным, Келли, даже с самим начальником Бюро, но никто не мог или не хотел ей помочь. Весь следующий день она провела в общем кабинете за скучным перелистыванием и сортировкой различных документов. А к вечеру решилась заехать к профессору, однако дома его не оказалось.

– Черт бы их всех побрал! – выругалась тогда Мария.

У каждого отделения был свой функционал, своя сфера деятельности, как и у любой другой службы. Но кто сказал, что она не может в свое личное время провести частное расследование?