Евгений Курагин - Печать Каульмэ

– Вы, магистры, приходите в мой город, когда захотите, и постоянно что-то вынюхиваете подобно охотничьим псам что потеряли след лисицы. Вам мало того, что вы лишили меня и мою семью нашего настоящего дома и наших угодий, так вы тревожите наш покой и здесь, в этой клетке!

– Твой город? – Гурявин даже усмехнулся, что моментально отразилось на лицах телохранителей Варгесса. Они обнажили иглообразные клыки, приглушенно зашипели. Каждый звук, вырывавшийся из их открытых пастей, говорил о смертельной угрозе и их ярости. Но магистр продолжал:

– Твой город? – повторил он. – Да, вполне может быть. Здесь ты наконец можешь почувствовать себя настоящим королем, властелином судеб! Но чего стоит эта твоя корона и королевство вместе с ним? – магистр сделал внушительную паузу, после чего продолжил с тем же безразличием, что явственно ощущалось в его голосе: – Старый, дряхлый вампир, что кормится кровью своих безвольных, убогих слуг, обленившийся, забывший, что такое вкус настоящей охоты и настоящий голод, что так гложет естество. Плещущийся в подобострастии тщедушных упырей, забывший, что такое настоящая власть.

– Довольно!

– Ты меня знаешь, Варгесс, когда мне что-то понадобится от тебя, я приду к тебе… или быть может – за тобой! – закончил магистр.

После слов Гурявина в зале возникла в прямом смысле слова гробовая тишина. Мария краем глаза заметила, как из-под манжеты сорочки магистра вытекли черные и голубые пульсирующие струйки, они переплетались между собой и сейчас походили на змеиный клубок. То же самое происходило и с правой его рукой, даже на шее и за ушами заструились тонкие линии, с каждой долей секунды ускоряя ход. Вампир тоже это заметил, а потому резко вскинул руку, останавливая своих, преобразившихся до неузнаваемости телохранителей, уже готовых броситься на магистра и разорвать на части.

Что ж, похоже, Варгесс действительно знал, с кем имел дело, и чем это все могло закончиться. Только когда они покинули резиденцию древнего вампира, Мария смогла перевести дух. Ее ноги дрожали, а грудь под блузкой ходила ходуном. Присев на ствол поваленной стихией пальмы, она закурила сигарету, бросая короткие взгляды то на город, оставшийся за рекой, то на Гурявина, растиравшего свои запястья.

– Зачем нужно было его провоцировать? – спросила тогда она.

Магистр пожал плечами, затем опустился на бревно рядом с девушкой, уперев локти в колени, собрал пальцы рук в замок.

– Варгесс Тельштейн – один из самых древних лордов-вампиров, Мария Александровна, некогда весьма и весьма могущественных вампиров. Отчасти именно по этой причине он все еще жив. Магистры, как и печатники, в свою очередь, не преследуют цель убить все и всех, кто им неугоден или кажется таковым. Гораздо ценнее сохранить им жизнь, пускай они очень часто этого не заслуживают.

– Но как же…

– Я не собирался убивать Варгесса и его слуг тоже. Хотя оказалось не лишним сбить с него спесь.

– Вы не боитесь, что он захочет отомстить вам?

– Сейчас – нет! Варгесс допустил ошибку и, увы, вероятнее всего, понимает это. Зачем, по-вашему, он прислал за нами своих телохранителей?

– Не знаю, – честно призналась Мария.

– Полагаю, когда ему о нас сообщили, а мы не могли не привлечь внимания его шпионов, Варгесс насторожился. Он решил узнать, для чего мы здесь и что нам известно. Единственное, чего он не учел…

– Вас?

– Да, – с ощутимой толикой скромности подтвердил Гурявин. – Я не единственный, кто является носителем и вместе с тем хранителем сразу двух демонов, – он показал свои ладони, на одной из которых пульсировала теперь темно-синяя точка, а на другой завихрялась черная струйка. – Но вместе, в совокупности, Геката и Самиджу не позволяют воздействовать на мой разум, создавая вокруг меня прочный ментальный щит. Кроме того, в паре они являются грозным и весьма действенным оружием…

– Да, – задумчиво произнесла Мария, выглядывая в окно. В помещении для курения было еще двое молодых печатников, но они ей не мешали. А их оценивающие взгляды – ну и пусть себе смотрят на здоровье. Она допила кафе в одноразовом стаканчике, затем затушила сигарету в стеклянной пепельнице.

Когда она с магистром покинула Тень, должно было быть уже далеко за полночь, но на ее часах популярной марки «Жемчуг» время словно замерло. Гурявин пояснил тогда, что время в Мун-су течет совершенно иначе, а внезапная усталость и легкое головокружение – естественное состояние после посещения любой Тени. Хотя Мария и попыталась сопротивляться, магистр все же отвез ее домой на Брусиловскую. А сам, сунув руки в карманы суртюка, побрел по залитому желтоватым светом фонарей тротуару, дымя своей сигаретой. Почему-то тогда Марии подумалось, что они больше никогда не встретятся.

Оказавшись в своей квартире после посвящения Тени, Мария первым делом приняла ванну. Ей хотелось поскорее сбросить с себя напряжение и усталость, что преследовали ее после встречи с древним вампиром. Потом, спустя две четверти часа, она уже сидела за своим рабочим столом в маленьком кабинете. Бокал с белым вином, дальше бутерброды с сыром на прозрачной тарелке. На скорую руку Мария делала пометки в блокноте, стараясь вспомнить все, о чем говорил магистр седьмого класса или что вскользь упоминал. Особое внимание она уделила якобы не существующей Печати Каульмэ. Однако ценной информации нашлось немного. Везде, где ей встречались упоминания о ней, фигурировала фамилия Сыргина Константина Игнатьевича.

Когда Мария закончила, большая стрелка на циферблате «Жемчуга» стремительно приближалась к двенадцати, бокал и тарелка опустели, а в карманном блокноте на проволоке добавилось целых пять листов, замаранных беглыми записями, подчеркиваниями, вопросительными и восклицательными знаками.

Целый день, проведенный в офисе за рутинной работой, не умалил ее желания во всем разобраться. После работы, сегодня она освободилась поздновато, Мария направила свой шессер тридцать третьей модели к зданию архива, расположившееся на Земской площади. Охранник сквозь кованую решетку на дверях посоветовал ей прийти завтра, мол, все уже разошлись. Мария поблагодарила его и, быстро сбежав по ступенькам, плюхнулась на водительское сиденье и направила шессер в сторону Старогуева. В ее голове гулким эхом звучали слова магистра: «…но мы все время наступаем на проклятые грабли и будем наступать на них снова и снова, пока не научимся вновь видеть, а не просто смотреть».

Оставив шессер на обочине под единственным газовым фонарем, Мария перебежала через улицу, поднялась по ступенькам на крыльцо и вошла в здание. Надо сказать, что там ничего не изменилось за последние дни. Все тот же сор, хлам и витавший в воздухе затхлый запах миазм. Печатница быстро, насколько это возможно, поднялась на лестничную площадку третьего этажа, проникла в опечатанную квартиру. Гурявин говорил, что печатникам снова надо научиться видеть, и Мария, поддавшись его влиянию, решила доказать себе и другим, что ничто не утрачено, ничто не забыто.