Ксения Чайкова - Привет из прошлого

– Да уж лет пять как не живет, – отозвался паладин, внимательно следя за моим лицом. – После сожжения на костре как-то не до кошек с гусями.

– А Речноград…

– Там тоже пусто. И его спалили, давно уже. Долго, подлец, приличным часовщиком прикидывался!

– А… – Я осеклась. Уж слишком заинтересованными были глаза мужчины, он явно ждал, что я выдам кого-то всё ещё успешно скрывающегося от карающих дланей правосудия. Я мысленно пожала плечами и, опять же мысленно, махнула рукой:

– Ладно. Наших никогда не было много, за это отдельное спасибо стоит сказать вашему ордену. Так чего же ты от меня хочешь?

– Надо разобраться в странностях, которые творятся в королевстве. – Паладин был предельно серьёзен и спокоен, хотя разговор давался ему нелегко: руки явно чесались насобирать побольше бурелома да валежника, распалить огромный костер и забросить меня прямиком в огонь. – Друиды считают, что их умениями и силой Света тут не обойтись. Нужны и такие, как ты.

Я глупо хихикнула. Раз, другой. Потом, поняв, что прерывать меня никто не собирается, захохотала во весь голос. Вэл неожиданно поддержал меня:

– Ха-ха-ха… Да-да! Я тоже не верю! Ха! Мне тоже смешно!

Мне, в отличие от него, было не до такого искреннего веселья. Хохотала я над людской глупостью и бестолковостью. У паладинов, значит, ничего не выходит. У друидов тоже. К чернокнижникам кинулись, а где ж их взять? Повывели всех, сердешные, на кострах пожгли, в реках утопили, книги их старинные, бесценные знания содержащие, в огонь пошвыряли, посохи через колена переломали да туда же отправили. А теперь, как нужда пришла, гляди-кась – забегали, заметались, засуетились, караул кричать к моему подворью прискакали. Ну-ну.

– У тебя есть что ответить по существу? Ну, кроме этого твоего дурного смеха? – величественно поинтересовался паладин. Один косой взгляд на мальчишку – и Вэл заткнулся и опустил голову, явно стыдясь своего неподобающего поведения.

Но чтобы пронять меня, нужно что-то посерьёзнее грозных глаз и нахмуренных бровей.

– Вот ты же паладин, так? Самый сведущий специалист по борьбе со злом и чернокнижниками? – Я мотнула головой, в очередной раз отбрасывая с лица непокорную чёлку, и с наивно-внимательным видом во все глаза воззрилась на своего похитителя.

– Ну? – полувопросительно-полуутвердительно буркнул он, явно не понимая, к чему я клоню.

– Спёр ты, значит, чернокнижницу из её домишка. Силу свою показал да и рамки сразу обозначил. Помоги, мол, подобру-поздорову, а не то плохо тебе будет, – продолжала как ни в чём не бывало рассуждать я, жеманничая и кривляясь.

– Ну?! – уже куда более грозно и нетерпеливо гаркнул паладин.

– Как я вам помогать-то буду? Без книг, без добра своего, а главное – без посоха? В хате ведь всё осталось, вы ни странички не прихватили! – Я смотрела на своего похитителя кристально чистыми и наивными глазами, старательно скрывая злобную улыбку и ехидный смех.

Мужчина коротко ругнулся. Ученичок его тоже.

Я вновь запрокинула голову и захохотала. Мне действительно было очень смешно.

Даже несмотря на моё более чем сомнительное положение.

Идея вернуться к избёнке чернокнижницы Вэлу сразу не понравилась. Наставнику Арвину, конечно, виднее. Но, будь его, вэлова, воля, не подошли бы они к этому одинокому лесному домику и на требушетный выстрел. Логово чернокнижницы – это вам не ёжик начихал. Ничего хорошего там не сыщешь. Проблемы одни.

Вэл всегда был парнем приглядливым и внимательным. Многое видел, многое подмечал и запоминал. Не стеснялся делиться своими наблюдениями с окружающими. Пару раз за это был бит сверстниками, после чего в дополнение к вышеперечисленным положительным качествам ещё и научился держать язык за зубами.

Старая избушка, стоявшая на опушке, не понравилась ему сразу. За невысоким забором (в пику крестьянской привычке, на нём не были развешаны треснутые горшки с намалёванными на них рожами, а сушились пучки трав и цветов) раскинулся небольшой, заботливо прополотый огородик – огурцы, перцы, помидоры; ни картошки, ни репы – основных овощей в селянском рационе – там не виднелось. Дом радовал глаз новёхонькими, выкрашенными в светло-голубой цвет ставнями. Какое-то ненужное баловство; горожане любят так свои жилища украшать, добавляя ещё и резьбу или роспись какую затейливую, а вот крестьяне относятся к ставням куда более практично: не скрипят – и ладно. К слегка покосившемуся крыльцу с трухлявыми ступенями (и не боится же эта чернокнижница в один прекрасный день переломать на них ноги!) вела слабо протоптанная тропинка. В траве с негромким квохтаньем копошились пёстрые чёрно-рыжие куры. Петуха рядом с ними не было, и поминутно оглядывающиеся квочки казались здорово растерянным, потерявшими смысл своей куриной жизни.

Домик производил впечатление любимого заботливыми хозяевами жилья, но на «мой дом – моя крепость» не тянул.

На первый взгляд.

Сюрпризы начались с калитки.

Чернокнижницу, связанную по рукам и ногам, растрёпанную, скалящуюся, вели пешком. Шли долго – она вздыхала, стонала, пыхтела, ахала, сквернословила, падала и не прекращала жаловаться на верёвки. Ноги её, обвязанные только для вида (лишь бы шагала мелко да в бега не пустилась), постоянно заплетались. Порой женщина делала пару-тройку бестолковых прыжков вперёд, скорее замедлявших, чем ускорявших продвижение, и угрожающе кренилась набок. Приходилось поддерживать её под руки с обеих сторон. В конце концов наставник Арвин не выдержал и с руганью развязал чернокнижнице ноги – сил выслушивать бесконечное нытьё и препятствовать очередному падению у него уже не было.

Вэлу пришлось отдать ей свои запасные сапоги – выволоченная из постели добыча была босиком. Нет, без обуви она, конечно, шла (ещё б попробовала заартачиться!), но очень медленно, да ещё и ежеминутно разражалась визгливыми жалобами и не стеснялась охать так надсадно, что терпеть не было никакой возможности. А к сапогам пришлось и носки пожертвовать… Хорошо хоть на плащ женщина не претендовала – завернулась в одеяло, прихваченное вместе с ней из избушки. Вещи, видимо, потом придётся сжечь – ну не обувать же будущему паладину сапоги, осквернённые нечестивой чернокнижницей!

Лошади, привычные ко всему, неспешно шли сзади. Они, кстати, паче чаяния не стали шарахаться, бить копытом и истошно ржать, хотя, судя по учебникам паладинов, именно так надлежит вести себя любой домашней скотине в присутствии злокозненного чернокнижника. Что ж, Вэл всегда знал, что теория порой радикально отличается от практики, и потому лошадиному равнодушию совсем не удивился.

По дороге ученик паладина поминутно настороженно косился на изловленную добычу. Вид она имела столь неприглядный и подозрительный, что оставалось удивляться: и как её до сих пор не повязал первый же попавшийся стражник? Женщина выглядела… странно. Необычно. И не слишком приятно. Лицо у неё было бледное, породистое, скуластое, с тонким хищным носом и узкими губами. Глаза откровенно пугали – один зелёный, другой небесно-голубой, они злобно сверкали из-под длинной чёлки, как два разноцветных фонаря. Кроме того, чернокнижница была горбата. Когда она давала себе труд выпрямить спину, этот изъян был почти незаметен. Но хорошей осанкой женщина похвастаться не могла, потому и сгибалась у неё спина, и одно плечо постоянно оказывалось выше другого. Телосложения эта неприятная особа была стройного, если не сказать хрупкого, если не сказать даже тощего – и руки, и ноги выглядели слишком тонкокостными, готовыми сломаться от одного неловкого движения. Оба её запястья наставник Арвин бы легко одной рукой обхватил, шея толщиной вполне могла посоперничать с цыплячьей, а длинные пальцы и вовсе походили на ветви молодого деревца. Кожа была такой тонкой и бледной, что под ней просвечивали все сосуды, хоть анатомию изучай. Единственное, что оказалось по-настоящему красивым у чернокнижницы, – это волосы. Прямые пряди цвета воронова крыла (густые, шикарные, с синевато-фиолетовым отливом, словно вобравшие в себя все краски, отпущенные Всесущей это женщине) спускались ниже колен и, казалось, оттягивали голову назад своей тяжестью. Правда, заплетены они были в растрёпанную косу, и потому выглядели неопрятно и неухожено. А ещё у пленницы, как подметил зоркий Вэл, одна нога оказалась короче другой – ровно настолько, чтобы хромота была заметна, но не мешала довольно резво передвигаться.