Сергей Васильцев - Лабиринт №7

«Между любыми тремя точками можно провести

прямую, если она будет иметь достаточную толщину»

лорд Бертран Рассел.

«Эй, ю, хочешь грибов?»

Надпись на заборе.

ПРОЛОГ

«Наши женщины любят нас от безысходности… Наши женщины любят нас?» – молодой человек с лицом интеллигентного неврастеника, растрепанными мыслями и сломанной расческой в кармане обтирал задницей одну из сырых скамеек осеннего ленинбургского садика. Утреннее томление скрадывалось яркостью отходящей листвы, моросью, праздными гуляками и тем, что люди напихивают в понятие смысла жизни.

Становилось душно. В городе бога Пта бухнуло что-то похожее на гром. Черный хромоногий пес вылез из-под крыши развалившейся помойки и, повизгивая, бросился в ближайшую подворотню. Дрожа всем телом, он несколько раз поскребся в двери дворницкой. Потявкал. Никто не открыл. И пес скорчился на пороге, пока ливень и ветер переламывали друг друга.

Ненастье завладело пространством улиц. Холодные капли влажными бандерильями впивались в тело. Мимо неслись жухлые листья, шебарша по тротуару. День начался. Мокрый как утренний памперс.

Сейчас, когда воздух густо перемешивался с дождем, все до какой-то степени имело значение и теряло его..

– Какая черная туча над городом… Привет! – крикнул ей парень, как старой знакомой. И подытожил, – Пусть будет Осень, бывают же осенние грозы. – Решил он, встал, завернулся в плащ и поплелся прочь – окунуться в иерархию урбанистических ценностей.

«Что же было вчера? Что же… Ах да!»

Долгое сидение в кафе. Малознакомая женщина. Разговоры о сексе и взаимонепонимании. Касание взглядов. Пара бокалов бурды непонятного содержания, сигаретный дым, вздохи, долгое блуждание в подворотнях проходных дворов, крысы, кошки, чужая квартира, новые разговоры, разговоры и разговоры, когда все уже и так ясно – русский эзотеризм за водочкой – реплики ни о чем и мысли, пораженные дистрофией, неумолимый патриотический долг….

– Отчего ты так со мной? – спрашивала женщина. Он отмалчивался, не зная, на какой вопрос теперь ответить: «Отчего так?» или «Отчего со мной?»

И тогда пришло уже отчетливое понимание, что истинной причиной нежелания дать правдивое объяснение происходящему было то, что он не доверял ей. И не только ей, а вообще всем – телесным и бестелесным. Миру – как он его понимал. Или – не понимал.

– Боюсь, что не смогу рассказать об этом подробнее, – выдавил он, наконец, ничего не значащую фразу. – Ты не владеешь необходимым словарем терминов, – и принялся за закуску.

Потом в комнате появился ребенок и сказал назидательным тоном:

– Пора спать!

Фокусировка внимания смещалась, стекала водосточными трубами в самые задворки сознания мешалась оборачиваласьстертымилицамиминиатюрныминатюрмортамикоторыесминалисьирушилисьнакладываясьодиннадругой,,,.

Он начал понимать, что и его слова падали в эту оболочку, как в густую смолу, вязли и тонули. Тонули и вязли. Город опрокинулся на него и придавил, желая, может быть, только лишь приласкать. «Надо вернуться». Он двинулся к дому. Пришел.

«Что же дальше?…» Стояла такая тишь, что было слышно, как копошатся под раковиной вечнозеленые питерские тараканы. Промозглая ночь сочилась в окна. Заданный вопрос не получил ответа, упершись в новую формулировку: «Зачем я здесь, откуда, отчего?….»

Он сел за клавиатуру своего леп-топа и, пытаясь сосредоточиться, долго разглядывал пустой экран. Пальцы выстукивали по клавишам одну и ту же гамму: Лабиринт, Лабиринт №2, Лабиринт №3, Лабиринт №4, Лабиринт №5, Лабиринт №6, Лабиринт… – клавиша «Shift» залипла, и вышло: №?

– Где я теперь? – произнес он, – Где? В каком из лабиринтов. №7 или №? или – семь вопросов? Чтобы найти выход, надо его искать. Тоже мне – Мыслитель! И все-таки – где? «Лабиринт №7» мне как-то больше нравится. – Выбрал заголовок. – И это правильно, товарищи! – Процитировал последнего Генсека и принялся за повествование.

ПОВЕСТВОВАНИЕ

Все неприятности начались с того, что в квартире появился африканский тотемный идол – подарок дядюшки, приехавшего из Заира. Черное губастое изваяние сжимало в руках копье и тупо пялилось в пространство. Он поместился возле стеллажа с книгами и некоторое время разглядывал своими деревянными глазами интерьер комнаты. Потом переключился на главного ее обитателя.

Хозяин квартиры сначала долго хандрил, потом заболел без видимой причины и внятных симптомов. И провалялся в горячечном бреду почти три недели. Таблетки и инъекции не помогали. Вылечила бабуся-соседка, которую притащила перепуганная подруга. Еще месяц потом он ощущал во рту горький привкус народных снадобий, приправленных не то молитвой, не то ворожбой. Хворь отступила. Идола убрали в чулан, но было уже поздно.

Потом пришел сон. И в этом сне он увидел дорогу и идущих по ней людей. В том месте, откуда начиналось зрение, путь еще окружала тенистая аллея, постепенно переходящая в заросли роз, которые уже совсем скоро сменялись терновником, а потом – силуэтами саксаулов. Широкое плато быстро сужалось, переходя в ущелье. И там последние островки растительности перемежались гранитными глыбами, чтобы к горизонту стать сплошным месивом битого камня. Скалы по бокам дороги громоздились все выше, закрывая небо. Но рельеф обнадеживал – впереди еще брезжил свет.

Люди на дороге торопились миновать неуютную местность. Точно очумевшие леминги, они стремились вперед и вперед, не разбирая дороги. И только миновав расщелину, идущие понимали, что свет означает обрыв. И бросались обратно, но напиравшая сзади толпа уже не давала им этого сделать. Человеческая масса срывалась в пропасть, оглашая окрестности визгом водопада. И над этой мешаниной воплей и тел на последнем выступе скал плясал паяц, водя смычком по всхлипывающей скрипке. Кривляние фигурки притягивало взгляд, превращая зрителя в соучастника. И от соединения этих начал и причудливой игры светотени плясун на утесе превращался то в рогатого монстра, то в белый обелиск с крыльями за спиной. И закатное небо, безучастное как всегда, представало драпировками этого действа.

Утром он встал и, привычно подойдя к окну, увидел за стеклом ту же дорогу в нагромождении каменных глыб и мельтешении огней на фоне рассвета – где-то совсем далеко – на периферии сознания – там, где плясал и кривлялся паяц с заколдованной скрипкой.

Потом случилась Она. Люди от этого не лечат. И поэтому эта часть истории уже начиналась со слова: «Ушла».

«Ушла… Ушла, а почему бы не уйти…. Кажется, я это уже как-то слышал. Ну и что… Она ушла. Она еще не знает об этом. Но я уверен. Она уже ушла. И это навсегда. Окончательно. Гром среди ясного неба. Ясного? Выдумаешь тоже! Разве могут быть безоблачными отношения людей, которые любят друг друга время от времени. Которые любят друг друга и вынуждены быть порознь. Нет! А кто меня вынуждал? Вот в этом-то и вопрос. И, значит, все к тому и шло. И я это видел. Ждал. И все равно оказался не готов. Жаль…».