Дар Амурсий - Квадрат жизни. Грань вторая. Школа

– Здравствуйте-здравствуйте, – невнятно пробормотал он на наше приветствие. – Хм, простите, что вы на меня так смотрите? Со мной что-то не так? – учитель скосил глаза на грудь и потрогал лицо.

– Там все чисто, в отличие от ситуации в школе, о которой нам почти ничего не объяснили, – неожиданно резко начал я, не узнавая своего голоса, но было поздно отступать. – Почему от новичков скрывают сложности отношений с аномалией? Для чего на самом деле уничтожать недоделанные работы? Чтобы удержать нас подольше? И как руководство довело здания школы до такого ужасного состояния? – я оглянулся ища, поддержки. – Нам известны свои права, которые здесь грубо нарушаются. Извиняюсь, но приходится бороться за справедливость.

– Молодой человек, у тебя очень хорошая речь, острый язык и беспечный, рассеянный разум, не говоря уже о бестактности, – учитель приосанился, не скрывая своего раздражения. – Ответы на твои вопросы есть в уставе заведения, который редко кто удосуживается прочесть. Не спеши с выводами, учебная программа составлена с умом, точнее высшим умом – искином. А потертые стены не должны отвлекать вас от творчества. Так что на первый раз прощаю эту дерзость.

Я слегка остыл, задумался, и испугался от того, каких дров наломал, со своими шаблонами поведения. В глубине души я соглашался с заведующим, иначе школу просто закрыли бы, по распоряжению из учебного центра. Но разум усомнился в правоте этого погруженного. Благодаря папе и его просветительной деятельности, я прекрасно знал об уловках и хитростях, творившихся в организациях и правительствах недавнего прошлого, хотя на практике столкнулся с этим впервые. Согласиться и мысленно козырнуть учителю композиции было выше моих убеждений, и сдаваться я не собирался.

– Написанное в уставе может расходится с реальностью, и у нас пока что хватает ума, чтобы заметить подвох. По-моему, учителя не должны водить нас за нос и, я не желаю терпеть подобной системы. Если она прогнила, то…

Закончить фразу не удалось. Ее прервал голос еще одного преподавателя, спешно подошедшего к импровизированному полю битвы. Он заговорил доброжелательным тоном:

– Доброе утро всем. Кажется, здесь кипят страсти и собирается гроза. Я шел мимо и услышал, – он утерся платком. – Вы все полностью правы, спорить не о чем. Здравствуйте коллега, – учитель пожал руку мастеру по композиции. – Антон Семенович. Я новый преподаватель скульптуры, только что прибыл, а здесь такие эмоции кипят, ух!

Преподаватели что-то тихо обсуждали, я же замер в легкой растерянности. Передо мной стоял знакомый скульптор, с которым день назад был заключен договор. Если лицом он остался прежним, то характер и манеры переменились. Из дипломата, окутанного некими тайнами, солидного и говорливого, он превратился в вежливого и жизнерадостного альтруиста. Буквально светился своей праведностью. Сильно же на него загрузка качеств подействовала, как и на меня. Услышь сейчас мама что я нес, решила бы что подменили сына, да мне и самому уже не в радость такой характер.

Между тем Антон Семенович оставил нашего преподавателя, позволив ему начать занятие, и обратился ко мне:

– Приятно видеть учеников, которые борются за свои права. И все-таки тебе будет полезно ознакомиться с документами в сети. Наручник у тебя уже есть, почитаешь. Если появится вопросы, обращайтесь ко мне или любому преподавателю. Поможем. Но буром идти не надо.

Метафизический вулкан в моем разуме, минуту назад готовый взорваться, потух, а жерло превратилась в тихое озеро. Странно, но мне понравилось то ли бунтовать, то ли скандалить, даже подпитал свои силы, хотя выглядело это скверно. Однако я был спасен от последствий, и появилась возможность спокойно докопаться до истины. Занятие началось, пусть с маленьким опозданием. Настроение было смятенным, слушать и писать не хотелось. Имея уже два художественных образования, нового я ничего не услышал, почти все пропускал мимо, а писал по привычке. Наверно, в лице Сергея Михайловича я нажил первого врага, за всю свою жизнь. С запозданием мне стало ясно, что себя нужно держать в руках, иначе с моим бунтарством можно превратить школу в персональный ад. Высказывать же все мастеру композиции бессмысленно, ведь он лишь исполнитель, и глубоко погружен. Мне бы такую рассудительность пять минут назад, но поздно уже локти кусать.

Пары закончились. Сокурсники конкретных планов на остаток дня не имели. Они разбрелись по коридорам, как жуки, выпущенные из банки, а мне уже хотелось обедать. Вызванная голограмма наручника показала путь к огромному залу столовой. Пространство школы захватывало мое воображение своими масштабами, и возвышенной красотой, которая все равно светилась сквозь трещины, грязь и паутину. Пока я рассматривал парусные своды, мой наручник издал новый звук уведомления. После активации сообщения, пред глазами возник двукратный множитель, такой же как в некоторых играх. Он переместился в раздел достижений, удвоив полученные баллы. Оставшись в приятном замешательстве от наград, я решил заказать в столовой что-нибудь особенное. Может, я учусь не ради баллов, но почему бы себя не порадовать, все равно мы здесь временно, и копить незачем.

На большом перерыве ученики до отказа заполнили галереи, и напоминали мне лосось на нересте. Почти все шли в одном направлении, к вожделенной столовой, только вверх никто не выпрыгивал. Искоса я поглядывал на людей, пытаясь понять воздействие погружения. Они косились на меня, как на дикого зверя или бродягу, выряженного непойми во что, и были правы. На лицах я видел странную радость с ноткой небрежности, перед предстоящим кулинарным наслаждением. Обеду рады, но достоинство сохраняют, всех на пути не сметают, что радует. Я разделял их настроение, надеясь, что меню будет не хуже, чем в жилых покоях. И все-таки идея платной еды, тем более из прошлого, вызывала у меня чувство протеста. Кто бы мог подумать, что здесь все устроено не как в нормальном мире, с его изобилием.

Влившись в общий поток, я перестал смотреть на карту, и скоро очутился в настоящем дворцовом зале, во многом уступающему царским палатам в пышности убранства, но ряды аркад и лепнина на потолке тешили взор, хоть и были неухоженными. Пришлось принять это безобразие как должное, только старые столы из опилок претили моему чувству прекрасного. Но добравшись до автоматических раздатчиков, я восхитился разнообразию пищи, правда большая половина блюд старой кухни меня не интересовала. Первый восторг улегся, после взгляда на цены. Они не кусались, как говорит мой дед, но намекали, что учиться или отрабатывать надо каждый день.

Выбрав простое кушанье по себе, я заметил резкое движение справа, с последующей репликой: