А. Воробей - Смотритель хищного города

– Надеюсь, ты понимаешь, что привести ее в порядок придется тебе? – спрашивает Сумрак, имея в виду машину.

Вздыхаю:

– Мог бы и не говорить.

Разговор, разумеется, на этом не заканчивается.

– Скажи, ты специально это сделал?

– Наехал на бездомного? Вообще нет.

– Взял ее с собой.

Он припер меня к стенке. Сразу же.

– Слушай, я же не знал, что мы встретим бездомного! Его не должно было там быть!

– Я спросил не об этом, – в его голосе обманчивая тишина, подобная той, что бывает перед бурей.

С ним юлить бесполезно. Перебираю в голове возможные ответы, но понимаю, что он все равно вытянет из меня то, что хочет знать, поэтому говорю, как есть:

– Да, специально.

– Зачем?

– Хотел посмотреть, что она из себя представляет.

– И что?

– Черт возьми, Сумрак, если бы ты там был… – воспоминания во мне настолько живые и настолько яркие, что слова просто сыплются сами, как яблоки из разорванной сумки. – Она схватила его за голову и начала бормотать что-то. Типа заклинания. Что-то про свет и священный огонь. И будто что-то, какая-то огромная сила прошла сквозь нее, как ток через оголенный провод, а затем яркая вспышка… белое пламя. Я видел белый огонь! Или мне померещилось… Огонь бывает белым? Не знаю. Белый огонь прямо из ее рук! Спалил его мгновенно!

– Было еще что-то?

– Столь же странное? – усмехаюсь я.

Быстро проматываю в голове события дня, – каким же он кажется длинным! Встреча с бездомным оставила неизгладимое впечатление, перечеркнувшее все остальное. Вдруг вспоминаю ее маленькую руку в своей ладони, эти ее глаза, сияющие зеленой лужайкой сочной осоки, и то сладкое чувство, когда что-то из нее перетекло в меня, в ту пустоту, которая годами ныла глубоко внутри, как застрявшая в душе заноза.

– Что? – нетерпеливо спрашивает Сумрак.

Я не могу ему о таком рассказать. Не хочу. Это то, что принадлежит только мне.

– Помнишь, мы с Питом натолкнулись на существо в глубине Бункера? – на ходу придумываю я, что ответить. – Так вот она чувствует его. Я видел, как она стояла и смотрела туда, а потом сказала, что там кто-то есть. Иногда она видит такие вещи… про нас. Про меня.

– Она не видит.

Сумрак говорит это настолько уверенно, будто знает точно. И я не могу не спросить:

– Что значит не видит?

– Не видит, как видим мы с тобой. У нее особенные отношения с миром, она умеет его слушать и просто озвучивает вслух то, что он ей нашептывает.

Не сразу, но картинка начинает складываться в моей голове. Обычно люди склонны видеть то, что хотят увидеть, слышат то, что хотят услышать и находят то, что хотят найти. В мире существует все, абсолютно, но каждый сам выбирает, что из него взять. А она не выбирает. И ей, словно, без разницы, где она находится и что с ней происходит, она все принимает с любовью и благодарностью. Каждый человек уверен, будто разбирается, как устроен мир и что от него можно ждать, и именно это и получает, а она, словно, ребенок читает его вслух, как открытую книгу. И ничто из того, что она узнает не вызывает в ней неприязни. Она распахнута для всего и для каждого и думает, что все вокруг так же распахнуто и для нее, и нет ничего такого, чтобы залезть кому-то в душу. Какое-то тотальное доверие. И мир проходит сквозь нее всей своей космической мощью, вырываясь белым пламенем. Эта Сила очищает мир, выжигая из него то, чего в нем быть не должно. Нашептывая ей какие-то правильные слова и истины, которые она не понимает, но принимает. Что она вообще такое?!

Сумрак останавливает машину. Оглядываюсь по сторонам – мы все еще неизвестно где, но, совершенно точно, отъехали далеко от Города.

– Дальше можно только пешком.

Ночь темная, на небе ни луны, ни звезд – все затянуто тяжелыми тучами. Мы идем между деревьями, и Сумрак слишком проворен для того, кто редко оказывается в лесу. А я, наоборот, то и дело спотыкаюсь, будто первый раз пошел в поход с опытным проводником. Это немного раздражает. Сейчас я в своем царстве, а не он.

– Давай постоим минутку? – прошу я и прислоняюсь спиной к дереву. – Дай передохнуть.

Сумрак не спорит, замирает в паре шагов от меня.

– Ты пил таблетки Лекаря? – спрашивает он.

– Пил, но не те, а голубые.

– Сколько?

– Много.

– Все равно больно?

– Все равно.

Будь Сумрак нормальным мужиком, уже давно бы предложил помощь: унял боль, затянул раны, вкачал в меня столько Силы, что я бы еще несколько дней скакал без остановок и перерывов на сон. Но нет, он любит, когда все правильно. Когда человек совершает поступок и полностью берет на себя ответственность за свой выбор и разбирается с последствиями этого выбора.

Ночь липнет ко мне, травы нашептывают: “Будь зверем и беги, слейся с деревом, покройся мхом, стань холодным камнем, смотри, как роса исчезает на заре, уйди под землю, пусти корни, дыши ветром, укройся паутиной и сосновой корой. Будь зверем. Будь зверем”. Сумрак внимательно следит за мной, знает, что я слышу зов леса, но не собирается отдавать меня ему, перебивает этот зов своим голосом:

– Зачем ты потащил ее к Локи?

Очередной вопрос, на который мне надо придумать убедительный ответ.

– У меня было к нему кое-какое дело. Мы просто заскочили по пути, – с силой растираю лицо руками, пытаясь отогнать усталость и вдруг накатившую дрему.

– Волк, ты или завязывай придуриваться, или я тебя еще раз стукну. Как тебе вообще могло прийти такое в голову?!

– Какое?!

– Нет, неужели ты мог всерьез решить, представить на секундочку, что возможно, только лишь возможно, она – его морок?! Ты действительно счел ее иллюзией?!

Как же задолбала эта его манера задавать вопросы, заранее зная все ответы!

– А почему нет?! Она внезапно появляется тут вместе с этим дурацким поездом… и вообще с ней все совсем не так, как обычно бывает с теми, кого забрасывает сюда из других миров! Локи мог сделать такое!

Сумрак смотрит на меня взглядом, который так и читается: “да неужели?” и, не говоря ничего больше, продолжает путь. Я лишь тяжело вздыхаю и тащусь следом.

– И все же, куда мы идем? – спрашиваю.

– Скоро узнаешь.

– Если ты собрался прикончить меня где-то в глуши, чтобы мой труп никто не нашел, знай, что с рук тебе это не сойдет.

– Прекрати нести чушь.

– Мне паршиво. Я не знаю, сколько нам еще идти. У меня все болит. Я подрался с бездомным. Я хочу нести чушь.

Сумрак игнорирует меня, и я продолжаю:

– Эта штуковина, что сидит в глубине Бункера, ты же знаешь, что это?

– Догадываюсь.

– Не хочешь поделиться соображениями?

– Нет.

– Там было написано мое имя. Мое, блин, имя! Кто вообще знает мое настоящее имя кроме тебя?

Сумрак не тянет с ответом:

– Локи.

– Ах, да, Локи! Возможно, это он пробрался в бункерные лабиринты тихонько, так, что никто из нас не заметил, бродил там, словно знаком с каждым закоулком, накорябал мое имя, веселья ради, и незаметно слинял. Отличная шутка, но слабо в это верится, знаешь ли. Так ты ответишь прямо?