А. Воробей - Смотритель хищного города

– Волк, – Босая видит, что со мной сейчас происходит, плавно, без резких движений встает и подходит. – Успокойся.

Эта девчонка не боится меня, смотрит прямо в глаза, хоть прекрасно понимает, что случается после того, как они начинают гореть янтарем. Рык, доносящийся приглушенными раскатами из моей груди, не сулит ничего хорошего. Но Босая подходит еще ближе, она любит Силу, хочет прикоснуться к ней, попытаться подержать в руках. Хотя бы в руках, потому что пустить ее внутрь и не быть разрушенным практически невозможно. Я это знаю, как никто другой.

– Здесь только наши, – тихо говорит она. – Тебе нужен кто-то из нас?

– Нет, – голос надламывается, мне сложно говорить. – Я ищу чужака.

Питбуль сидит на месте, вжавшись в кресло. Он отдает себе отчет в том, что любое движение с его стороны может спровоцировать меня, и тогда пострадают все.

– Здесь нет чужаков, только свои, – повторяет Босая, переключая мое внимание на себя.

Вдруг ее пальцы касаются моего лица и, кажется, она сама не понимает, как такое могло случиться. Ее глаза распахиваются от удивления, и в их отражении я вижу свои, горящие голодом и жаждой. Слишком долго я держал Зверя под замком, и теперь он беснуется внутри, чуя запах добычи, видя вокруг своих врагов, желая растерзать того, кто посмел разговаривать с ним надменно и дерзко. Он здесь единственный, кто имеет право властвовать и распоряжаться.

Вокруг так много раздражающих факторов, соблазнов, сводящих Зверя с ума. Это как привести дикого хищника в мясную лавку. Глупо рассчитывать, что он тактично сядет в углу и будет ждать, когда ему, наконец, отдадут обрезки и кости. Мне не удастся совладать с ним, пока я здесь.

Город шепчет: “Возьми их! Разорви! Разорви каждого, я буду смотреть!”

Резко разворачиваюсь и ухожу, почти убегаю. Стремительно, сбивая кого-то с ног.

Удерживать человеческую форму сложно: пальцы на руках крючит, ноги едва слушаются, сердце стучит в ребра, ставшие вдруг такими тесными. Каждый удар отдает глухой болью глубоко в груди.

Я не бегу, не иду, не ковыляю, а что-то среднее. Времени почти не остается и, оказавшись в редкой поросли кустарников я, наконец, падаю на землю, обрушиваю на нее это неправильное тело, проворачиваюсь вокруг своей оси, извиваюсь, как змей, пытающийся содрать старую кожу. Из моей пасти вырывается такой жуткий звук, что все жители ближайших домов в страхе закрывают окна и двери, плотнее задергивают шторы и выключают свет. Миг – и все прекращается. Я лежу на боку, дыхание, наконец, выравнивается, и я поднимаюсь на четыре ноги. Встряхиваюсь по-собачьи, чтобы звериная шкура как следует села. Управлять этим телом просто, когда уже научился, самое сложное, к чему я никак не могу привыкнуть – это поток информации, который прилетает со всех сторон. Город разворачивается передо мной звуками и запахами, я знаю все, что одновременно происходит в нескольких кварталах. Я слышу, как плачут дети, едут машины, топают десятки чьих-то ног, догоняя кого-то. Возможно, меня. Скорее всего, меня. Я чую кошку, прячущуюся на дереве, от нее воняет страхом. Я слышу, как крысы копошатся в мусорном баке, грызут сухие куски хлеба и куриные кости. Я чувствую запах собак, разных собак, молодых и старых, кобелей и сук, – их метки повсюду. Наконец, я перестаю воспринимать каждый звук и запах отдельно, пространство вокруг меня становится объемным, плотным, многогранным, я ощущаю его, как свою вторую кожу, оно и я – мы теперь неотделимы.

Я есть Зверь. Мои глаза горят желтым огнем, из раскрытой пасти капает слюна, стекая по длинному языку. Я вспоминаю про поезд и про то, что мы должны были кого-то найти, бегу на вокзал.

Город напоминает грязного лохматого бродягу и любит таких же, как он. Ему нравится рассказывать мне о том, что и где творится, предупреждать об опасности, подсовывать узкие темные улочки, скрытые от посторонних глаз. Он обнимает меня, как любимого ребенка, и шепчет: «останься».

Улицы помнят всю его историю, пересказывают водосточными трубами, запечатывают скрытые шепотки в стенах домов, вкладывают крошечные послания в трещинки на асфальте. Надо уметь слушать, чтобы их понимать. Как это делает Сумрак.

Здания жмутся друг к другу серыми спинками, рыжие крыши прячут в себе белых голубей. С высоты птичьего полета Город совсем другой. Там, наверху, как будто больше света, больше воздуха, все делается более ярким и сказочным. Наверное, поэтому Пит выбрал небо. И поэтому Кошка ему завидует. Ей тоже хочется видеть Город другим. И ей кажется, что она сама так станет легче, и, наконец, сумеет оторваться от того, что каждый день тянет ее вниз.

Я на вокзале. Мы напрасно считали, что тут давно уже никого нет. Судя по запаху, кто-то здесь обитает. И сейчас этот кто-то прячется в пустом здании и следит за мной сквозь грязное стекло. Ему страшно и любопытно одновременно, – он впервые видит Ночного Охотника так близко.

Бегу по вагону, принюхиваюсь к каждому сидению и под ними, ищу нужный след и, наконец, нахожу. Он рассказывает мне о своей хозяйке, больше, чем может рассказать о себе человек в первые минуты знакомства. Я знаю ее примерный возраст и образ жизни. Я мог бы знать ее болезнь, если бы такая была, но девчонка абсолютно здорова. Она приехала с одной сумкой, в которой помимо всего прочего везла булочки, щедро сдобренные ванилью.

След свежий и очень четкий. Бежать по нему легко. На остановке она топталась долго, видимо, ждала трамвай. Затем к ней подошел пожилой мужчина, я чувствую запах валерианки и мерзкого одеколона, который заставляет меня чихать. Он сказал ей то, из-за чего она решила идти дальше пешком, не дожидаясь транспорта.

Бегу по широкой освещенной улице. Фонарные столбы через каждые три метра. Это не очень хорошо. Если меня сейчас увидят люди, криков будет до самого неба. Тут же поднимут полицию и за любым поворотом меня будет ждать заряженный ствол. Знаем, проходили. Поскорее бы девчонка свернула в темные закоулки.

Останавливаюсь у лужи, чтобы попить, бегу дальше. Мне все проще находиться в звериной шкуре. Лапы мягко пружинят, уши мгновенно реагируют на любой звук, глаза видят одинаково хорошо при свете и в темноте.

Я на западной окраине города. Это старый район, тут нет новостроек, много деревьев и зелени. Чуть дальше начинается частный сектор, в котором последние свои дни доживают древние срубы. В этих местах заправляет Лекарь. Ему нравится, что эти районы расположены далеко от Питбуля, и что их люди редко пересекаются. Нравится тишина и относительное спокойствие. Он старается не ввязываться в драки, его привлекает наука, если можно так выразиться. Он большой фанат химии. Я скептически отношусь к тем жидкостям и порошкам, что он создает, но вот «Крысиная Смерть» пришлась мне по вкусу. Отличное сорокаградусное пойло! И еще ни разу у меня не было с него похмелья, а вот фантастические сны с галлюциногенным эффектом были. Да, отличное пойло!