Раиса Сысоева - Нейроны льда

– Ребята, – продолжала Анисия Сергеевна, собрав остатки мужества. – Где же она, наша загадочная гостья?

Веста Самуиловна скривилась.

Домна начала понимать, что если воспитательницу в такой ветер накануне утренника выгнали пропалывать клумбу, её запросто могли подставить и другими способами. Например, опозорить, обвинить в плохой подготовке…

Мамочки заволновались, дети завертели головками – динамичное до этой минуты действие со стишками и хороводами, вошло в мёртвую петлю и здравый смысл подсказывал, что произойдёт знаменательное крушение.

Распахнувшиеся двери едва не слетели с петель. Осень, высокая, прямая, в невозможном гнездоподобном венке из жёлтых листьев ворвалась в музыкальный зал пушечным ядром, и три раза пройдясь лебёдушкой вокруг ошеломлённой Анисии, пританцовывая, принялась раздавать деткам искусственные грибочки из недр гигантской плетёной корзины. Азартная в своей безнаказанности музыкантша со всего размаха уронила пальцы на клавиши многострадального пианино и энергично заиграла вступление к подвижной игре. По дороге красавица Осень высоким ломающимся голосом цитировала стихи, да так лихо сорвалась три раза на восточный акцент, что глаза всех присутствующих обратились только к ней – на сцене властвовал переодетый молодой мужчина.

Эксцентричная красавица Осень притопывала и прихлопывала вовсю, потом вдруг споткнулась о прилепленный на палас двусторонним скотчем оранжевый бумажный листок, корзина полетела в сторону и чуть было не заехала по лицу кому-то из зрительниц.

Через два хоровода, три песни и десять минут громких оваций утренник окончился, и Анисия с пылающими щеками (улыбаясь как помилованный смертник) увела цепочку детей переодеваться и получать подарки.

Оглушённая громкими звуками и сбитая с толку духотой и толчеёй, Домна в общей суете ошиблась с выходом и спустилась по лестнице в другое крыло, поплутала немного, встретила по дороге незнакомых женщин, пересекла два коридора и услышала знакомый голос. У широкого восточного окна Фрол разговаривал с «осенью» и оба ржали как школьники. Молодой светловолосый мужчина пытался выпутаться из златотканого балахона с нашивками, а Фрол потешался, просматривая что-то в телефоне. Одновременно с Домной подошла сухопарая девица, и, представившись прачкой, потребовала костюм.

– Привет, я Виталий, – произнёс мужчина, бередя пальцами взлохмаченные светлые волосы. Ему было весело плевать на род людской, он был настоящим профессионалом. Отец неслучайно выбирал людей и… Здесь Домне в голову пришла неожиданная мысль. Время мирное. Многовато что-то телохранителей, её зад мог защитить один Фрол. Ради неё ли это всё?! Аскольд Киевлянин послал в маленький городок начальника охраны с напарником и её, свою амбициозную единственную дочь, только лишь время скоротать, или (как обычно) затевается нечто большее? Она ещё раз внимательно посмотрела на Виталия. Да, этот наглец определённо впишется в их с Фролом компанию.

– Привет, я Домна, – улыбнулась Домна.

– В какой день мы приступаем к работе? – поинтересовался Виталий.

– Вы оба завтра к восьми, а я осмотрюсь пока. – Строго глянул Фрол.

Оказавшись на улице, Домна подняла воротник и ссутулилась от мыслей о неминуемом «завтра». Много, очень много одинаково-скучных будних дней вломится в её прекрасную жизнь завтра, и всё будет испорчено – не стать ей семейным психологом в Питере, не прогуливаться по набережной, подняв воротник пальто, не любоваться Эрмитажем. Вместо европейского лоска благородного города её ожидает нескончаемый поток деревенской глупости и запах вульгарно пригоревших тушёных на кошмарного качества масле овощей.

– Ты действительно прилетела из Италии? – Отчего-то у Виталия кошки на душе скребли. Они неторопливо брели по безлюдной улице. Машина Виталия так и осталась на площадке напротив школы.

– Да. И ты не представляешь, как я в этом раскаиваюсь.

– Пивка?

– Да, пожалуй.

***

Нескольких детей забрали родители, остальные маленькие обитатели группы «Теремок» поспешили на переодевание. Торопливая возня маленьких воспитанников сопровождалась шумом, капризами, и просьбой дать поесть или попить.

Едва скрывшись из вида Правищевой, Анисия юркнула в спальню и забилась в дальний угол – детей подхватила её напарница, Герда Николаевна, коротко стриженная сухая брюнетка, добрая, но себе на уме. Именно у этой пожилой энергичной женщины проворный Виталий получил костюм Красавицы Осени, корзинку и ценные указания.

Две напарницы всегда заранее договаривались в такие дни: раздавленная избыточным вниманием, Анисия не могла работать после утренников или любых публичных представлений, будь то сценка на сорок минут перед десятком родителей или представление в ДК для целой кучи народа – нет разницы – неизбежная волна морального похмелья накатывала всё равно.

Фрол отыскал «Теремок» пятнадцатью минутами позже.

Старая нянька Бубниха, не умеющая написать заявление без орфографических ошибок, но заслужившая многократные поощрения начальства за приносимые сплетни, слухи и факты, перемешенные в дичайших пропорциях была в тот день немного скромнее обычного из-за повышенного артериального давления, что не мешало ей интересоваться всеми и вся. Ровесница Правищевой, Бубниха была в глазах заведующей символом давно ушедших советских времён: когда обе они были моложе и надежды на пристальное мужское внимание были ещё живы.

– Заседание кривоногих пенсионерок объявляю открытым, – сказала Герда Николаевна, мрачно созерцая Бубниху. Мгновением позже в дверях появился Фрол. В облегающем джемпере он был очень хорош для своих пятидесяти, и у Герды Николаевны чуть не слетело с языка крепкое словцо. Положа руку на сердце, половина воспитателей «Ивана Царевича», отделавшись от последних детей в вечернюю смену, с удовольствием крыли матом скучную жизнь с болезнями и анализами, самодуру Правищеву с её оригинальными идеями посадить виноград в ноябре или подстричь ножницами травку на газоне, потому что бензин для газонокосилки – непозволительная роскошь. Сейчас же, перебирая в уме подходящие ругательства, Герда Николаевна испытывала совершенно забытое ею эстетическое удовольствие – разглядывать спину и ягодицы мужика, настоящего нормального самца, упёртого, злого, умного. «***, как же он двигает задом», – размышляла пожилая воспитательница, утирая пот со лба: переодевание малых деток в шестьдесят пять лет – это тебе не шутка!

– Эй! Куда? Вам кто разрешал?! – Поскакала вслед за Фролом хромоногая Бубниха. Бдительное соблюдение «приличий» (не всех, конечно) являлось для Бубнихи неиссякаемым источником информации – прежде, чем оговорить человека, следует позаботиться о правдоподобии собственной лжи.