Сьюзен Рэй МакКлайн - Рухнувший Рай

Леа отступила на пару шагов, сжимая маску, когда-то принадлежавшую Мюррену. Она не расставалась с ней ни на секунду. Я не видела, чтобы она позволяла ее подержать кому-то. Этот символ всегда будет напоминать ей о том, к кому она питала неоднозначные чувства, которые почему-то скрывала долгое время. У Леи осталось хоть что-то о Мюррене, а у меня от Габриеля не осталось… ничего. Совершенно.

Я хотела кричать, что это все несправедливо, но мне не хватало сил. Леа повернула голову в мою сторону, и прошло несколько секунд, прежде чем она отвернулась. Что это значило, я прекрасно понимала. Девушка в какой-то степени винила меня за смерть Мюррена и, возможно, – Габриеля. Если бы тот, кто был так дорог ей, не кинулся меня защищать, она бы не оплакивала его потерю, ведь он был бы жив. Я не злилась на Лею – ее нынешнее отношение ко мне было объяснимо, но я не понимала одного: почему она смотрела на меня, как на истинного убийцу? Знаю, из-за меня не стало Мюррена и Габриеля. Знаю… Но я не убивала их. Я не хотела их смерти…

– Начинать? – Джош подошел к Лее и неуверенно взглянул на нее.

Девушка, не поднимая головы, обхватила рукой канделябр, который он сжимал.

– Можно это сделаю я?

Парень сглотнул, но не стал возражать. Он отдал Леи все необходимое и снова встал возле брата, печально наблюдая за происходящим. Предстоящая «процедура» была одной из неприятных. Кремация. Близнецы сказали мне, что после смерти тело каждого падшего ангела сжигают. Это традиция, которую нарушают лишь немногие. В земле – по их словам – души ангелов не находят покоя, а так, когда их оболочки обращаются в пепел, ветер уносит его высоко-высоко – к самому небу, раньше приходившемуся им домом. Говорят, там они обретают умиротворение. Вспоминая то, что случилось с Габриелем, я всем сердцем надеялась на правдивость этой «легенды».

Мы все попрощались с Мюрреном. Я не знала его так хорошо, как ребята, и, наверное, это к лучшему. Расставаться всегда больно. Особенно, когда знаешь о человеке больше, чем другие.

Я знала две стороны Габриеля: ту, которая ужасно меня бесила и ту, которую я никак не могла понять, но чувствовала, что в ней крылось что-то светлое… что нравилось мне. Причем очень нравилось. И я скучала по ней. По ним двоим.

Габриель… погиб.

Погиб, спасая меня.

Его не стало.

Это осознание жестокой реальности было для меня слишком сложным, как и то его последнее признание.

– А моя миссия – защищать тебя ценой своей жизни, Скайлер Грейс. И, знаешь, то, что я делаю сейчас, происходит не только по тому, что я обязан это выполнить. Кажется, ты сделала со мной то, что не удавалось еще никому…

Габриель что-то чувствовал ко мне?

Определенно. Ведь как по-другому понять смысл его слов?

Прежде, чем я начала винить себя за то, что тогда, несколько дней назад, не восприняла его признание всерьез, от мыслей, в которых я готова была себя задушить или утопить, например, вон в той луже, меня отвлек яркий огонь. Поставив маску над канделябром, чтобы вода не тушила пламя, Леа склонила голову и долго смотрела на огонь. Погода оплакивала утраты вместе с нами – дождь усиливался, ветер поднимался, заставляя задуматься, как все это не разрушит наши планы.

– Мы будем скучать, чувак. – Джош обнял Стива, захлебывавшегося в слезах. Я переминалась с ноги на ногу, когда его брат тоже сказал последнюю пламенную речь, тронувшую меня до глубины души. Одна я не могла произнести ничего подобного, чувствуя в горле невыносимую горечь. Да и что бы я сказала? Я знала Мюррена не так давно. Единственное, что удалось мне прошептать, с трудом слетело с губ:

– Мне… жаль.

Леа снова посмотрела на меня, и на сей раз ее взгляд не был наполнен всепоглощающей злостью. Я не посчитала этот за знак прощения. Жизнь Мюррена угасла слишком рано. Если бы он не кинулся защищать меня по просьбе Габриеля, был бы сейчас жив. Все обязаны были в тот момент оберегать мою «золотую» задницу. Лее есть за что меня ненавидеть.

– Прощай, Мюррен Рэй.

Девушка прислонила пламя к паленьям – по ним мгновенно расползлись клочки огня. Я закрыла глаза, когда услышала смачный треск – стихия разрасталась. Воздух наполнился теплом, а дождь, будто позволяя пламени усиливаться, почти перестал лить – я чувствовала, что он больше не ударял по мне.

Опустошенная с головы до пят, я стояла в грязи, не представляя, что будет дальше. Как жить после этого? Мюррен… Габриель.

Ох, Габриель.

Я разлепила веки – не хотелось этого делать, но из-за какого-то шума пришлось. Тело падшего ангела полыхало, растворялось и постепенно рассыпалось на мельчайшие голубоватые крапинки, которые взлетали ввысь – пепел? Если да, то очень необычный.

Леа взглянула в мою сторону, а затем сунула дымящийся конец канделябра в лужу – раздалось шипение, после чего тусклый огонек погас.

– Надеюсь, он обретет покой.

Я хотела, чтобы так было.

Мой взгляд провожал яркие пылинки, взмывшие в темное небо. От прежней оболочки Мюррена ничего не осталось. Я не сразу заметила, что некогда ярко-красное пламя превратилось в бирюзовое – такое чистое и красивое, что дух завораживало. Я посмотрела на ребят, чтобы проверить, видят ли они то же, что и я – оказывается, видят. Необычное явление не мерещилось мне: все внимательно следили за крапинками, похожими на блестящую пыль, которая стремительно отдалялась от нас. Спрашивать, что тут происходит, не было смысла – да и было бы неудобно, но мой мысленный вопрос словно услышал Джош, после чего ответил:

– Ангельские оболочки полны сверхъестественного.

Голубой огонь потрескивал, постепенно угасая. Не знаю, был ли кто-нибудь свидетелем этой картины, кроме нас, но я думала, что кому-то на вряд ли взбредет в голову пробраться в чащу леса, тем более, после недавней грозы.

Леа первая зашевелилась. Отдав канделябр в руки Джошу, она вытерла лицо от мокрых капель – дождя или слез и, подняв подол платья, не спеша направилась к тропинке – единственному беспрепятственному выходу отсюда. Близнецы тоже пришли в движение, но только они не спешили покидать лес: братья принялись разбирать пьедестал из обгоревших веток. Импровизированное оружие, принадлежавшее Мюррену, упало в ноги Стиву, когда он легонько вытащил из-под него рассыпающееся бревнышко. Нагнувшись, блондин поднял рукой подпаленный предмет и плотно сжал губы. В его глазах словно промелькнуло миллион воспоминаний, прежде чем он решил забрать с собой единственное напоминание о Мюррене.

Леа остановилась возле меня. Я не надеялась, что она сейчас начнет со мной болтать, но тут мои ожидания не оправдались: склонив голову к хоккейной маске, она искренне прошелестела:

– И мне жаль. Насчет Габриеля.