Бранвена Ллирска - Песнь Серебряной Плети

«Он знает! – колотилось в мозгу у Фэй. – Знает, или уж точно догадывается! Это ловушка!» «Не неси вздор, – резонно замечал ей здравый смысл. – Да, ловушка, а что же еще? Но только не на тебя, а на него. И то, что он сам радостно бежит в западню – его личные проблемы. Что там его гонит на убой – судьба, магия, проклятие, нерушимый гейс, эльфийское легкомыслие или…» «…Или он и вправду без ума от тебя», – непрошено вклинилось женское самолюбие. «…Не имеет значения», – твердо закончила она про себя всеми тремя голосами разом.

А потому прошла в ванную и включила воду погорячее. Надо признаться, она тоже порядком замерзла, хотя, может быть, и не вымокла так сильно, как и он.

– А тебя-то как величать, король Маг Мэлла? – чтобы чем-то занять паузу, полюбопытствовала она. – Только по-настоящему, кем ты назвался в полицейском участке я слышала.

Он небрежно зашвырнул в угол за умывальником тяжелый от воды свитер и принялся задумчиво расстегивать накрепко прилипшие к бедрам джинсы.

– Как раз размышлял, насколько безопасно называть тебе свое настоящее имя.

Фэй саркастически хмыкнула:

– Порчу не наведу, не бойся!

И тут же прикусила язык – что-то в его взгляде снова заставило ее душу уйти в пятки. «Это ловушка! – с новой силой возопил внутренний голос. – Беги! Беги, пока не поздно!»

– Киэннэд, – точно сознаваясь в страшном преступлении, произнес эльфийский король. И Фэй послышалось, будто вдалеке глухо ударил гонг, и ловушка с грохотом захлопнулась. – Киэнн Дэ Данаан.

Поборов странную тошноту, Фэй открыла рот, намереваясь пройтись по его неакадемическому произношению имен и названий из древнеирландского, когда вдруг почувствовала, что воздух сам уходит из легких, в глазах темнеет и сознание проваливается куда-то в глубокую шахту дьявольского лифта.

«Ты в порядке?» – гулким эхом долетело сверху, из бесконечно далекого мира людей…

Стряхнув внезапное наваждение, Фэй обнаружила, что Киэнн держит ее в объятьях и буквально сверлит нетерпеливым тревожным взглядом.

– Да, – слабо проговорила она. – Просто устала.

Киэнн понимающе улыбнулся:

– Ох уж мне эти женские обмороки!

И осторожно, ласково погладил ее щеку. Потом едва ощутимо, словно крылом мотылька, коснулся губами губ. Медленно вдохнул запах ее влажных от дождя волос. Тронул губами ресницы… Все это было так непохоже на него вчерашнего – нетерпеливого, требовательного, яростного. Да и ее саму точно подменили перепуганной, зажатой школьницей. Тело не слушалось и ни в какую не отзывалось на ласки и прикосновения, мышцы одеревенели, сведенные судорогой внутренних терзаний, в голове гудел пчелиный рой, и каждая мысль все больней вонзала жало в истерзанное сознание. «Что за этим последует? К чему все это? Зачем я это делаю? Зачем он это делает? Кто из нас двоих лжет больше? Что я скажу ему, если он спросит, почему я боюсь? И главное – как я буду с этим жить потом?»

Между тем, Киэнн, ни о чем не спрашивая, вдруг одним движением подхватил ее на руки и, прямо в ее дурацких кожаных лосинах и еще более неуместном ночном халатике, разорванном на спине, окунул под благодатные струи горячего душа.

– Ты что творишь? – фыркнула и неожиданно захохотала Фэй.

Чертовски сложно оставаться серьезной и печальной, когда стоишь под душем в таком нелепом виде. Киэнн, довольно ухмыляясь, шагнул следом за ней. Нормально раздеться он также не успел и, похоже, ему было на это глубоко наплевать. Сероватые змеи воды заструились по его телу, отыскивая себе укромный уголок где-нибудь под наполовину расстегнутыми джинсами.

Надо признать, похвастать дивной эльфийской хрупкостью или могучим сложением варвара Киэнн определенно не мог. Его тело было телом плейбоя, но не более. В меру холеное и в меру подтянутое, чтобы продолжать нравиться женщинам. Хозяин такого тела навряд ли утруждал себя изнурительными тренировками с мечом, луком или топором, как это обычно полагается героям фэнтези. Впрочем, если он и впрямь – король, может статься, что оно ему и ни к чему. Сиди себе на троне, бражничай да прелюбодействуй с похищенными девицами. Если вспомнить королей фейри, обитавших в недрах ирландских курганов – что они делали, кроме как плясали, пили вино и соблазняли чужих невест? Хотя, если уж на то пошло…

«Что, если он знает, о чем я думаю? – снова затарабанило в мозгу. – Знает, что я попросту подставляю его, что действую по приказу, а не велению сердца или плоти? Читает каждую мысль? Или, к примеру, может провидеть будущее? Смотреть в прошлое? Или…»

Тонкий шелк кружевного халатика скользнул вниз вместе с потоками воды. Нежные, чуть шероховатые пальцы короля бережно, крохотными шажками, исследовали кожу Фэй, чутко прислушиваясь к каждому ответному импульсу. Легкие, почти невесомые поцелуи покалывали изгиб шеи, трепетали в той самой чувствительной ложбинке под ключицей, о которой по немыслимой причине не догадывался ни один из ее прежних бойфрендов. Журчание воды, ритм бьющейся крови, гипнотизирующая мелодия его то ровного, то рваного дыхания где-то над мочкой уха сплетались в пьянящую, колдовскую симфонию. В ее могучих обертонах, чарующих многоголосных гармониях и стремительных пассажах, докучливый мотив совести со страхом напополам начал медленно таять, как кусок воска, охваченный пламенем, как льдинка в жерле вулкана, как последний крохотный островок в пучине Всемирного Потопа. И Фэй чувствовала, что тает вместе с ним…

Она не помнила, как окончательно увязла в липком кленовом сиропе его ласк. Как оказалась на смятой постели, все еще хранившей запах их вчерашнего бездумного и бессмысленного совокупления. Тело пульсировало от вожделения, казалось, что-то внутри вот-вот взорвется, закипит, вспыхнет как птица Феникс на смертном одре. А коварные губы, ладони, влажные кончики пальцев, зубы, язык и нежно щекотавшие кожу пряди волос волшебного короля все продолжали чертить некий чародейский узор рунами страсти на ее груди, плечах, запястьях, щиколотках, впадинках между пальцами, животе чуть пониже пупка, распахнутых губах и плотно сомкнутых веках, под коленями, между бедер и на всех перекрестках греха, где яростный Шива танцует свою вечную пляску… И только когда она уже едва не вопила от изнеможения, когда в паху ныло так, будто там собрались все демоны ада, он, точно сжалившись, наконец вошел в ее истекающее отчаянными слезами лоно.

О, асы и альвы! Дионис и менады! Драконы преисподней и жители небес! Что это было: чары или пьяное безумие? Дикая стихия влекла Фэй, словно колесо Сансары, от рождения к смерти и новому возрождению. Сознание слепло и, как щепка разбитого вдребезги корабля, покорно отдавалось на волю бушующих волн. Оглушительное крещендо их чувственной симфонии казалось бесконечным, звучало во всех уголках Вселенной, пело и вибрировало отзвуком в каждой клеточке тела.