Бранвена Ллирска - Песнь Серебряной Плети

– Не выкр-р-р-ручивайся, Киэнн, – вожак по-прежнему угрюмо скалился, не отрывая голодного взгляда.

– Да как же не выкручиваться, я жить хочу! Может, все-таки, ограничитесь аккуратным мордобитием? – в надежде понизить ставки, проникновенно предложил Киэнн. – Я же, со своей стороны, пообещаю не вонять и не жаловаться, если чего.

Киэнн задержал дыхание. Поверь мне, Гварн, пожалуйста, поверь! Я вру и заложу вас всех при малейшей необходимости, но что тебе стоит? Ты же – примитивная тварь.

Сработало.

– Договор-р-р-р-рились, – совсем немного поразмыслив, промурлыкал вервольф и кивнул своему особо ретивому сотоварищу: – Снар-р-р-рг, можешь пр-р-р-р-риступать.

Можно выдохнуть. И будь благословенна эта хренова анестезия из Кэр Анноэт! Если будут бить по яйцам, я, возможно, даже ничего не почувствую.

Снарг сгреб свою жертву в охапку и впечатал затылком в ствол ближайшего дерева:

– Помнишь мою Вальдр-р-р-р-р-рис, мр-р-р-разь?

Самый глупый вопрос, который можно задать Дэ Данаану.

– Помню, Снарг. Я все помню. И это не всегда так здорово, как может показаться.

Помню – не значит непременно сожалею, добавил он про себя. Славные были деньки. И сучка твоя, в общем-то, ничего. Хотя тогда мне не понравилось.

Однако еще через секунду уже сожалел. Сожалел горько и искренне, потому что будь у него хоть немного больше ума и совести тогда – возможно, было бы хоть немного поменьше синяков сейчас. Приложил ему ворг щедро и от души, так, что аж слезы из глаз.

– Не переусердствуй, Снарг. – Киэнн сплюнул длинную кровавую нить. – Оставь хоть что-то для своей королевы.

Вервольф молча двинул еще раз, теперь уже и впрямь метя куда-то в область паха. И Киэнн с мрачным удовлетворением отметил про себя, что, хотя чувствительность и начинает понемногу возвращаться, не искупайся он чуть ранее в «чудотворной ванне» из желудочных соков каменного чудовища – все было бы куда хуже. Не получив должного уровня реакции, ворг, похоже, впал в слепую, неконтролируемую ярость. Перед носом Киэнна сверкнули когти…

И тут ночь прорезал обжигающий, нестерпимо-пронзительный вопль. Полоснул раскаленным клинком, полыхнул белой вспышкой в мгновенно слепнущих глазах, прокатился все сминающей на своем пути лавиной. Мир провалился во тьму с тем самым демоническим визгом, с каким мифические бесы, должно быть, затягивают грешников в ад, и Киэнн почувствовал, что падает. Но все же не низвергается в геенну огненную, а всего лишь медленно соскальзывает вниз по стволу того дерева, к которому только что был припечатан. Сползает, оставляя на шершавой коре клочья сорванной со спины кожи. Потому что державшие его до этого мохнатые волчьи лапы исчезли в мгновение ока. Лишенный слуха и зрения, Киэнн не знал, что происходит вокруг, но был готов поручиться, что вся стая вервольфов благоразумно улепетывала прочь без оглядки, ломая кусты и собственные шеи. Страшный сон закончился. Чтобы стать кошмаром.

Если бы у Киэнна была хоть малейшая возможность, он бы, вне сомнения, последовал примеру волков. Голос баньши взывал к самому глубинному и первобытному страху, невыразимому словами и непостижимому разумом. Он хватал тебя ледяными пальцами за загривок, трупным червем заползал под кожу и пожирал изнутри, до самых костей, травил ядовитой слюной, заполняя вены болотной гнилью вместо крови. До нынешней ночи Киэнн знал об этом только понаслышке.

– …о-о-ояа-а… о-о-о-очь… Мэ-э-э-элле-е-е… рия-а-а-атно-о-о-о… – как сквозь стофутовую толщу воды, ревущей и клокочущей где-то на поверхности, доплыло до него.

Киэнн открыл рот, чтобы ответить, и едва расслышал собственный голос:

– Тья…а-ар… ты-ы-ы… вою мать!

– И это… благодарность? – уже отчетливее разобрал он.

Тудыть же тебя растудыть! Конечно, волчья братия порвала бы его к хренам собачьим, но спасительный вопль баньши – это, знаете ли, тоже не для слабонервных. Зрение самую малость прояснилось и двоящийся серый силуэт Тьярлы медленно выплыл из густого ватного тумана. Картинка дрожала и ползла по швам, на периферии полыхал безумный электрический шквал. А потом висков вновь коснулась живительная прохлада целебной магии…

– Ты так мил, когда молчишь, – прощебетала плакальщица. – Может, мне следовало бы прибегнуть к древнему испробованному методу цвергов и зашить тебе рот? Потому что, когда ты его открываешь, оттуда не выливается ничего, кроме помоев.

Давай, детка, в свое удовольствие. Переход от физической порки к словесной меня устраивает, все как-никак дело идет по нисходящей.

Пятитонная каменная плита, давившая на грудь, наконец раскололась надвое и Киэнн блаженно втянул воздух. Он был таким же, как девять лет тому назад. Нет, не таким – слаще, куда слаще! Пьяный ветер плутал меж кронами, звезды сыпались с небосвода, как лепестки роз на свадьбе богатенькой дурочки…

– Тьяр, – хмелея, выдохнул Киэнн, – как далеко до утра?

– Достаточно, Киэнн, – понимающе кивнула баньши. – Ночь только началась. И она вся – твоя.

И, выдержав минутную паузу, поинтересовалась:

– Не жалеешь о сделке?

– Нет. – Киэнн мотнул головой. – Называй свою цену, Тьяр. Услуга за услугу. Тем паче, что я уже задолжал тебе две вместо одной.

Тьярла удовлетворенно улыбнулась.

– Только, будь добра, не заламывай свыше меры. Я, видишь ли, нынче не слишком платежеспособен. А натурой ты, кажется, не берешь.

– А говорил, что не умеешь торговаться.

– Я соврал.

Лицо баньши сделалось неумолимым, в глазах сверкнула застарелая боль и ненависть:

– Королевская Охота, – отчетливо проговорила она.

– Прости, что? – не понял Киэнн.

– Королевская Охота, – настойчиво повторила Тьярла. – Я хочу, чтобы ты ее отменил. Раз и навсегда. Дабы никто и никогда более не марал честное имя баньши!

На этот раз Киэнн попросту потерял дар речи.

Королевская Охота была довольно грязным и жестоким развлечением рода Дэ Данаан. Гончими псами в этой травле служило несколько боггартов, этих жутких обитателей болот, отчаянных любителей напугать кого-либо до полусмерти, и, в придачу ко всему, великолепных имитаторов. В последнем эти засранцы так хороши, что могут даже достаточно убедительно воспроизвести крик баньши. Что и делают по королевскому приказу, загоняя «дичь», которой может стать любой, оказавшийся на пути «Охоты» фейри. И когда, выбившись из сил и цепенея от ужаса, он упадет под копыта королевского скакуна – король поступает с ним по собственному усмотрению. Но, чаще всего, все заканчивается кровью, насилием и еще раз кровью.

Ничего глубоко сакрального и незыблемого в королевской охоте, конечно, не было. И, в сущности, просьбу баньши можно было бы легко удовлетворить. Если бы не одна загвоздка.