Елена Суханова - Море, тайны и русалочий дневник

Действительно, после утоления жажды стало гораздо легче. Глаза совсем открылись. Я продолжала разглядывать спасителя. Блондин с внешностью голливудского актёра и улыбкой, принятой в том же далёком краю. Показалось, что я пропала.

– Кто ты? Где остальные? – Голос мой звучал хрипло. Да и выглядела Светочка, судя по всему, далеко не лучшим образом.

Попыталась сесть, и красавец тут же бросился помогать. Тело ломило, но от добрых прикосновений по нему разливалось тепло.

– Да свой я. Из школы. Три часа после Большой волны вас искали. Остальные недалеко. Всех на один берег выбросило. А могло и разметать, – «свой» набросил мне на плечи одеяло. – Давай втягивай хвост. Он высох. Я полил морской водой, но всё равно будет больно. И иди в машину. Подруга твоя уже там. А я пойду помогу… ну и отличились же вы. Прямо в первый день.

Он ушёл.

Я посмотрела спасителю вслед. Дальше на каменистом пляже над кем-то – или Леонидом, или Славиком – колдовал ещё один «свой». Я огляделась и заметила в другой стороне красный джип. Клара уже внутри. Греется. А я сижу на камнях. Мёрзну.

Я осушила оставленную мне литровую бутыль воды и попыталась втянуть хвост. Вправду больно. Ползти до моря, чтобы хорошенько размочить, неудобно. Звать блондина, дабы облил меня водой ещё раз, – так я его имени не знаю. Да ладно. Можно немного потерпеть.

Уже вернув ноги, я вдруг обнаружила, что нижнюю часть купальника, которую в море наматываю на руку, лишь бы не потерять, снесло. Видимо, волной. Добралась до машины, укутавшись в одеяло. Хорошо, что «свои» захватили нашу одежду, оставленную в гроте.

По прибытии в школу мы сразу оказались препровождены в кабинет директора. На часах – восемь утра. Все четверо измождены, как бурлаки после прогулки по волжскому берегу. И даже никто не отпустил умыться, душик принять, позавтракать.

– Очень приятно познакомиться. – В роскошном кабинете, обставленном антикварной мебелью, нас встретила весьма полная женщина лет сорока. По закону «Эврики!» она должна была вытеснять из ванны больше воды, чем в ней помещается. Звали даму Виктория Андреевна.

Какой-то неправильной оказалась наша первая встреча с директором новой школы. До того свидеться не удалось. Виктория Андреевна находилась в командировке.

– Садитесь! – прозвучал властный приказ. А затем начался разнос. – Я час назад прилетела, и тут же сообщают, что новички выкинули фортель. Прямо сразу к самолёту отправились. Можно сказать, даже чайку не успели попить. Что же? Думаете, вы первые, кто пытается спасти лётчика из временного плена? Как бы ни запрещалось, всегда находятся желающие помочь бедолаге. Собираетесь к ним присоединиться? Некоторые не по одному разу пробуют. А волна потом разносит всех по сторонам. Вам повезло. Рядышком выкинуло. У нас однажды два друга собрались взорвать самолёт. Одного потом в Болгарии нашли. Другого в Азовское море унесло. Зато дельфины каждый раз веселятся. Животики надрывают. И ведь ученики постоянно друг друга на слабо берут: «Поплывёшь к самолёту? Поможешь лётчику?» А вы…

Говорила она долго. Мне безумно хотелось есть и спать. Даже не отказалась бы делать это одновременно.

Все мы сидели понурые и молчали. Пока, минут через пятнадцать, Леонид не решился вставить слово:

– Как-то же его можно освободить…

– Найдёшь способ – дам тебе золотую медаль за отличное окончание школы! – объявила Виктория Андреевна. – Мне самой его жалко. В сорок втором самолёт упал. Лётчик уже больше семидесяти лет свои последние минуты переживает.

На этом она, похоже, выдохлась.

– Ну, всё. Идите. Завтракать пора.

Наконец-то мы с Кларой добрались до своей комнаты. И сразу обе повалились на кровати, забыв и про душ, и про завтрак.

– Почему ты не сказала ей, что хочешь вернуться в Питер? – сквозь надвигающуюся дрёму поинтересовалась я. – Сразу бы всё и решилось.

– А я передумала, – так же вяло отозвалась соседка. – Теперь уже интересно, найдёт ли Лёнчик способ выпустить немца из заточения. Кошмар просто. Столько лет умирает, умирает. Видела, как у нашего умника глазки при мысли о золотой медали загорелись?

– Ага.

– И вообще, мальчик такой симпатичный. Тот, который нам на берегу помогал. Поразительно. Я узнала, его зовут Сашенька. Александр. Нет. Теперь я точно никуда не уеду.

«Ну вот, – взгрустнулось мне, – Клара положила глаз на "своего". У неё больше шансов…»

И я уснула.

Началась суматошная ученическая жизнь в Скале. Здешняя школа именно так и называется. Потому пишу с большой буквы. Замечу, что придумавший это смог удивительно точно подметить особенности местонахождения русалочьего учебного заведения.

Здесь всё отличалось от Питера. И люди, и обстановка, и водный мир. Начну с людей. Местные обучающиеся совершенно не избалованы дисциплиной. В Питере нам не позволялось столь многого. Большинство и учеников, и преподавателей ходили себе чинные-важные, неся на лице печать русалочьей избранности и волоча за собой груз культуры и образованности. Тут же никто не напускал на себя вид: «Раз я из русалов, то мне доступно много больше, чем всякой там шушере!» Пожалуй, так вела себя только Клара. Когда мы выбирались в город (надо сказать, что Славик недолго держал слово, уже на третий день он отправился гулять с нами), она смотрела по сторонам в своей излюбленной высокомерно-презрительной манере. В общем-то, подобным образом вёл себя и Леонид, но – исключительно потому, что привык пребывать в убеждённости, мол, умнее других. Впрочем, так и есть.

Ещё в русалочьей было весело, постоянно кто-то что-то творил. Это добавляло радости и хорошего настроения. Виктория Андреевна закрывала глаза на шалости. Иногда, правда, начинала кричать, но вскоре обо всём забывала, переключаясь на дела насущные.

Здешняя субординация хромала и на ноги, и на руки. Потому что жили и преподаватели, и ученики внутри Скалы. Так сказать, в тесном соседстве. Вечером ученик мог пить с профессором чай и обсуждать новый фильм, а утром на лекции он с недостаточным пиететом смотрел преподавателю в рот. В Питере такого быть не могло. Всё новое очень смущало Леонида. Он не из тех, кто приемлет вольное поведение и панибратство.

Что касается обстановки – удивляла сама Скала. Раньше я никогда не жила в камне. Каменные дома не в счёт. Мне с большим трудом удавалось ориентироваться. По-моему, здесь вообще никто не понимал, по какому принципу проложены коридоры и устроены залы. Ни одной привычной прямоугольной комнаты в Скале не имелось. Столовая, например, представляла из себя идеальный восьмиугольник. Гладкие стены, выложенные каким-то породистым камнем, для человека, находящегося внутри, создавали ощущение, что он в шатре (правда, с колоннами). Потолок сужался, подобно воронке, а из центра (в юртах кочевников там находится отверстие для выхода дыма) свисала массивная люстра со многими сотнями свечей. Не представляю, кто их зажигает. Учебные аудитории в школе были круглыми, овальными, многоугольными. Некоторые – с ровными стенами, некоторые – с необработанными. Такие классы походили на пещеры. Да, собственно, ими и являлись.