Борис Виноградов - Последняя седмица. Откровения позднего агностика

Оно, конечно, жанр горестных замет с больничного одра не вяжется с необходимостью тщательной литературной обработки милых твоему сердцу исторических дат и событий, какими бы важными и значительными они не казались. Как ни старайся и не заставляй себя начать описание с канонического факта – «Согласно записи в писцовой книге 1537 г., рядом с Покровским погостом находилась деревня Новая Анкудиново, которая затем стала вотчиной думного дьяка Федора Лихачева, тщанием которого на этом месте и была сооружена деревянная церковь Покрова, которая потом стала называться храмом Пресвятой Богородицы», ничего не получается. Одеревенелая рука не слушается и упрямо отказывается выводить на бумаге прописные истины.

Хотя Колька на этом месте бы не застрял и наверняка продолжал бы в том же духе: «Эта вотчина вместе с деревней и большими лесными и земельными угодьями была пожалована по именному государеву Указу в период царствования Бориса Годунова думному дьяку Разрядного (военного) приказа Фёдору Лихачеву, который был хранителем государственной печати при царе Михаиле Романове и главным картографом России». На его долю выпала обязанность восстановить первую общую карту русской земли, составленную при Иване Грозном и носившую название «Большой чертёж».

Размер его был внушительный – 3 х 3 аршина, масштаб 1: 1 850 000, то есть 75 верст в одном вершке. Хранился он в Разрядном приказе, но за долгие годы пользования «избился весь и розвалился», так что «впредь по нем урочищ смотреть не мочно». Поэтому в 1627 г. решено было «сыскать старый чертеж… что уцелел от пожару», и думным дьякам Фёдору Лихачеву и Михайлу Данилову «велели, примерясь к тому старому чертежу, в тое ж меру сделать новый чертеж всему Московскому государству по все окрестные государства». Именно тогда были внесены на карту государства Российского уже известные к этому времени все восточные земли, включая Сибирь. Тогда же было решено написать «Книгу Большого чертежа», то есть сделать его описание.

А вот еще некоторые факты из биографии Фёдора Лихачева из тех же источников: в 1611-1612 годах он служил дьяком в Казенном приказе. Вместе с другими дьяками выдавал из царской казны польскому гарнизону вместо жалованья разные ценные вещи – золото, серебро, посохи, чарки, ковши, блюда, суда, церковные сосуды из храмов, оклады с чудотворных икон. В 1613 г. подписал грамоту Земского собора об избрании на царский престол М.Ф. Романова. служил в Разбойном приказе.

На первой свадьбе молодого царя Михаила Федоровича с княжной М.В. Долгоруковой и в 1626 г. и на второй свадьбе с Е.Л. Стрешневой нёс осыпало на золотой миске. «На три угла был положен хмель, да тридевять соболей, да тридевять платков золотых участковых, да тридевять белок, да восемнадцать пенязей золоченых чеканены, да девять золотых угорских». Миску с осыпалом держал он же, когда причесывали голову невесте. Закончил свои дни Федор Лихачев схимонахом Филаретом в Псково-Печерской лавре.

Данные изыскания Колька проделывал легко и, не будучи буквоедом, особо не углублялся в генеалогическую суть и научную методу, полагаясь больше на собственное звериное чутье, преданья старины и интуицию. Не знаю, с чего он взял, но на полном серьезе уверял, что наш современник – академик Дмитрий Сергеевич Лихачев, светоч национальной культуры, эталон высокой нравственности и морали – никто иной, как пра-пра-пра-правнук того самого думного дьяка, который упоминается в означенных книгах как первый хозяин земель, что лежали на этом кудиновском перепутье дорог из Касимова и Владимира в Москву, а также как составитель первой географической карты государства Российского.

– А почему сам Дмитрий Сергеевич на эту тему ничего не говорил? – засомневался я. – Врешь ты всё.

– Ничего не вру, – ответил Колька. – В генетике есть так называемая прямая линия. Она определяет творческую судьбу целых династий и поколений. Как известно, у рода Лихачевых она всегда была связана с неодолимой тягой к служению государю и отечеству. Об этом наш Соловецкий академик говорил много раз. Какие могут быть сомнения. Потомок и есть.

И в доказательство своей теории насчет генетической линии и наследственной гармонии привёл еще один, не менее убедительный пример.

– Вот ты у Загоскина читал, что священником в нашей церкви в те дремучие времена был отец Еремей. Так?

– Так.

– А знаешь ли ты, что потомки того Еремея живут рядом с нами и сейчас. Один из них – Николай Михайлович Побединский, профессор Московской медицинской академии им. Сеченова, что на Большой Пироговке, напротив Новодевичьего монастыря.

– Нет, – признался я. – Ни сном, ни духом.

– Да, живет и работает зав. кафедрой, директором НИИ акушерства и гинекологии. Его отец, между прочим, тоже был из медиков, а дед – Николай Иванович Побединский, до революции приват-доцент и директор акушерской клиники Московского университета.

Более глубокие предки вплоть до шестого колена – сплошь представители духовного сословия, посвятившие свою жизнь православной церкви, включая основателя династии – отца Еремея, венчавшего, как мы уже отмечали, благородного князя Юрия Дмитриевича Милославского, внука и наследника знатного боярина Милославского, казненного по доносу Малюты Скуратова при дворе Ивана Грозного.

– Кстати, фамилию Побединский вместо доставшейся ему от родителей «Покровский» взял себе прадед Николая Михайловича – священник Иоанн, настоятель московской церкви мученика Власия, что и сейчас стоит на том же самом углу в Гагаринском переулке.

Что заставило его отречься от столь знатной фамилии, доподлинно неизвестно, но по некоторым данным, это была своего рода дань моде, когда выпускники семинарии, имевшие простые неблагозвучные фамилии, меняли их на «красивые», чтобы привлечь к себе большее внимание не только простодушной и доверчивой паствы, но и будущей попадьи.

***

Сам отец Еремей, в миру Иеремей Афанасьевич Покровский, оставил о себе память не столько как духовник и настоятель кудиновской церкви, сколько как лидер народных масс и храбрый предводитель славного воинства русских гверилассов. То есть партизан и земских ополченцев, что нещадно били супостата и наводили ужас на ляхов, творивших безобразия по всей округе, с чем, конечно, уж никак не мог смириться великорусский разум.

То они, видите ли, усаживают на царский трон в Москве своих лжедмитриев, сначала одного – безбожного авантюриста и лихоимца Гришку Отрепьева, потом другого – Тушинского вора или, как его еще называли «Калужского царька» с его подельницей Маринкой Мнишек, а затем и третьего – Псковского вора Сидорку или по другой версии – Матюшку. То заставляли бояр и князей присягать на верность королевичу Владиславу, захватывая древние монастыри и церковные земли, оскверняя православные святыни.