Рита Харьковская - Миры и судьбы. Том 2

Ада еле уговорила его дождаться родов его сестры, Норы…

При воспоминании о дочери сердце сжалось в комок тоски и боли.

Не так… все вышло совсем не так, как хотели любящие родители, как было запланировано и расписано.

… После рождения сына прошло долгих восемь лет.

Ада уже потеряла надежду подарить мужу второго ребенка, когда однажды утром приступ тошноты сложил ее пополам. Женщина еле добежала до ванной комнаты, ее рвало долго и мучительно, но вышла к мужу Ада счастливой и улыбающейся:

– У нас скоро будет дочь!

Додий обнял жену:

– А может снова мальчик. Откуда ты знаешь?

– Нет, будет девочка, я чувствую.

В кухню вышел заспанный Марик, которому пора было собираться в школу.

Увидев побледневшую мать, нежно обнимающего ее Додия, мальчик растерялся:

– Мама, что случилось? Ты заболела?

– Нет, сынок, я здорова. Просто у тебя скоро будет сестричка.

Все месяцы до родов Ада ни на секунду не засомневалась в том, что у нее родится девочка. Об этом свидетельствовали все народные симптомы: ужасный токсикоз, который резко прекратился на второй половине беременности, форма живота, отсутствие пигментации на коже, да и много еще чего.

Родившуюся в положенный срок девочку, Ада назвала Элеонорой, в честь своей, погибшей в Варшавском гетто, матери.

(… когда через много-много лет, Регина спрашивала у Ады, почему у евреев национальность определяется по матери? почему принадлежность к роду считается по женской линии? а не по мужской, как у славян? Ада, попытавшись вначале углубиться в религиозные и светские подробности и видя, что девушка плохо в них ориентируется, засмеялась, взяла Регину за руку, заглянула ей в глаза:

– Это, конечно, шутка, но вот смотри… Кто является отцом ребенка знает только мать, да и то не всегда (Ада лукаво улыбнулась), а вот в том, кто ребенка родил, никто не сомневается. Вот чтобы не было путаницы и споров, принято определять и национальность, и семейственность по материнской линии.

Регина недоумевающе смотрела на Аду, но женщина повторила еще раз:

– Это шутка для гоев. Если ты когда-нибудь решишь принять иудейство, ребе тебе все расскажет, и ты все узнаешь и поймешь…)

Уже с первых дней жизни Нора проявила свой норовливый характер.

Девочка, что называется, перепутала день и ночь.

Днем она преспокойно спала в своей колыбельке, а ночью орала во все горло, не давая всей семье сомкнуть глаза.

Ада очень хотела самостоятельно заниматься дочерью, но вскоре была вынуждена нанять для девочки няньку, которая тетешкала ребенка всю ночь напролет, пока семья отдыхала, и спала буквально в те несколько часов, когда Ада, нарядив малышку, отправлялась прогуляться по бульвару.

Через пару месяцев после рождения Норы, соседка Ады, Маргарита, привезла из Рабочего Города свою внучку, Мариночку, незаконнорожденную дочь недавно погибшего сына.

Девочки были ровесницами с разницей в возрасте всего в пару недель.

Маргарита, так же как и Ада, сразу же наняла для внучки няньку.

В отличие от Ады-домохозяйки, ее соседка работала, а за ребенком нужен присмотр. Жить в хорошем доме, получать хорошее вознаграждение, хорошо питаться, стать чуть ли не членом семьи, были не прочь многие женщины и девушки из близлежащих сел, так что проблем с нянькой не возникло.

Когда Маргарита была на работе, Ада пристально наблюдала за обеими няньками, и, упаси Боже, кто-то повысил голос, сказал что-то не то и не так, не проявил должного терпения, общаясь с ребенком, не говоря уже о том, что попытался шлёпнуть по попе разоравшуюся ни с того ни с сего крошку, угроза увольнения была неминуема. Если на первый раз оплошность прощалась, то второго раза, после разговора с Адой просто не было.

Что может дать обеспеченная любящая мать своей дочери?

Правильно – все!

У Норы было все. Каждый каприз, каждое желание малышки тут же исполнялось, отказа Нора не знала ни в чем.

За несколько лет до рождения Норы, в доме напротив, в семье Двойры и Гриши родился мальчик. Счастливые родители дали ему имя Арнольд.

В это же время, в этом же доме, только в семье, живущей в дворовом флигеле, у Раиски и Лейба, тоже родился мальчик, которого тоже назвали Арнольдом.

Как так получилось? Кто из мамочек захотел первой назвать отпрыска звучным именем? Почему вторая не отступилась и не нарекла сына иначе? Да Бог его знает.

В одном дворе жили два ровесника Арнольда.

Через какое-то время мамочки, сами устав от путаницы, разделили одно имя пополам, и каждый из мальчишек получил свою половинку.

Сын Двойры стал Арником, а сын Раиски – Ноликом.

Мальчики были очень дружны, у них были общие игры и общие увлечения, а потому нет ничего удивительного, что им обоим понравилась одна и та же девочка.

Десятилетние мальчишки, взяв за ручки трёхлетнюю разнаряженную Нору, гордо вышагивали по бульвару, не уводя малышку слишком далеко, так, чтобы всегда находиться на глазах у няньки, коршуном следившей за ними.

Ада, встречаясь с мамами мальчиков, весело смеялась, слушая, как каждая, наперебой, расхваливает своего сына, с детских лет строя планы на будущее и предлагая именно своего мальчика в качестве будущего зятя.

– Ой, да что мы с вами говорим о пустом, – смеялась Ада:

– Наши дети еще такие дети. Вот вырастут – им и решать.

Им то им», – вроде как и соглашались мамочки Арнольдов: «Но подсуетиться заранее не помешает», – и продолжали нахваливать каждая своего сына.

Нора выбрала Арника. Но продолжала ласково посматривать на Нолика… ну так… на всякий случай.

На момент рождения сына Гриша владел сапожной будкой, где чинил башмаки и туфли всему району, весело постукивая молоточком с самого утра.

Но время шло и деятельный и предприимчивый характер Гриши дали ему возможность открыть в начале небольшое ателье, а затем и цех по пошиву обуви.

По ночам цех продолжал работать, отшивая суппермодные кроссовки фирмы Абибас, которые мгновенно расходились по фарце, радостно втюхивавшей обувку лохам, выдавая ее за фирмУ. Вовремя занесенная кому надо в необходимом размере дань, обеспечивала Грише безопасность, а его бизнесу процветание.

У Лейба не было ни деловой хватки, ни терпения, ни работоспособности Гриши. Он лелеял и вынашивал планы немедленного обогащения, хватался то за одно, то за другое, но все его начинания очень скоро лопались, как мыльный пузырь.

Раиска орала на весь двор, называя мужа ушлёпком и неудачником, Нолик убегал из дома, шел к другу и молча, плакал, когда Двойра ласково гладила его по голове.

Гриша хотел помочь соседу, предлагал тому то одну, то другую работу в своём цеху, но Лейбу все не подходило, и он отмахивался от неплохих, в принципе, предложений.