Юля Лемеш - Хранитель времени

– Тебе и, правда, легче? Я так и думал. Какой дурак станет яд в мороженое совать? Ты хоть знаешь, как он выглядит? Зерна, пропитанные отравой, – важно пояснил Вова.

– Гад ты после этого. Я же все-все выбросила. Даже кофе.

– Куда?

– Пока в мешке дома лежит, – нехотя призналась я.

– Ну и в чем проблема? Достань и пей себе свой кофе. Хоть упейся.

При слове «пей» меня снова забеспокоил желудок, утомленный промыванием.

– Если при мне кто-то еще раз вспомнит про воду, я за себя не ручаюсь, – предупредила я.

Вова недоуменно смотрел на меня, словно его заклинило на желании высказаться по поводу жидкостей и питья.

– Точно! На пакетике так и было написано – зерна, – вспомнил Панк.

– У нас в магазине крыс травили прошлой осенью, так эти зерна были разноцветные. Розовые, синие, зеленые. Я точно помню, – услышав слова Вовы, я похолодела.

– Вова, у меня салат был розовый. Местами. Я еще подумала, что показалось.

– Ну что тебе сказать – тебе крупно повезло, что ты его не скушала. Я уже успел про яд почитать. Не поверишь, тебя ожидало много неприятностей. Вплоть до кровотечения резины.

И Панк, и я совершенно обалдели от такого ужаса. По-честному, я попыталась сообразить – а где у меня резина. Но ее явно не было, и я испугалась еще сильнее.

– Там еще про расширенное избиение что-то было. Если не лень – сама читай.

Мы с Панком подошли к экрану компа и почитали.

– Гляди – чувство летаргии. Звучит неплохо.

– А как тебе – «Ярко-зеленый табурет, если шарики приманки крысы едят», – я даже слова «смерть» и «выпадение волос» пропускала мимо.

– Да уж, ярко-зеленый табурет – верный признак отравления крысиным ядом, – мрачной радостью решил Панк, прижав меня к себе так крепко, что я не смогла дышать.

– Отсталые вы люди, – Вова усмехался с предовольным видом специалиста, – Этот бред – автоматический перевод непонятно с какого языка. Помнится, в один из первых автоматических переводчиков завели какой-то чисто советский оборот (типа "союз нерушимый" или что-то в этом роде, перевели на английский, а результат перевели обратно на русский. Получилось "консигнационный индеец".

– Офигеть, – решил Панк и я с ним была абсолютно согласна.

Чувствуя себя полным индейцем, но без кровоточащей резины и зеленого табурета, я поняла, что смерть на этот раз отменяется.

– Ура-ура. Меня никто не отравил. Значит, я имею право на оладьи.

– Какие на хрен оладьи? Мы же их недавно съели, – искренне изумился Вова.

Пришлось соглашаться на суп. Который мне еще предстояло изготовить.

– А я тебя развлекать буду. Не бойся, не путеводителем. Я тут газет надыбал. Бабские моды. Тебе понравится.

Мне бы гораздо больше понравилось, если бы он мне рассказал про таинственную дверь, в которую Вова запрещал входить. Она мне была в сто раз интереснее старых мод. Но пока я придумывала, как половчее начать разговор, Панк, шебурша как крыса, выбрал газету и, шевеля бровями и губами, вчитался в мелкий текст.

– Вот сразу видно, в те времена на бумаге экономили. Ценили природу. Или драли за рекламу три шкуры.

Сбегав к Вове за театральным биноклем, Панк прицелился им в газетный лист и начал чтение, не забывая издавать боевой вопль на неправильной букве «а».

– Кухонный рецепт. От господина Добродеева. Как приготовлять хороший бульон. Ты слушаешь?

Я слушала. И сбежать не могла. Да и не хотела. Пусть читает, что хочет, хоть про крысиный яд, лишь бы слышать его голос и знать, что он рядом.

– Какой бы суп не задумала хозяйка, ей не обойтись без бульона, являющАгося таким образом краеугольным камнем всех супов.

Посмотрев на меня в бинокль, Панк широко улыбнулся, сразу превратившись в довольно симпатичного типа. Но волшебство преображения длилось буквально секунду.

– Так, с, что тут новенького? Говядину ни в коем случае не должно вымачивать, как это обыкновенно делается нашими стряпухами, а только окатить холодной водой. О как! Ты, стряпуха наша маленькая, слушай и внимай мудрости предков.

Что тут дальше? На фунт мяса следует наливать два с половиной фунта или, что почти одно и тоже, полторы бутылки самой холодной воды, прибавив: одну морковь, одну репу в одну четверть фунта, одну луковицу и сельдерею или полкорешка петрушки. В луковицу можно воткнуть одну гвоздичку.

Последнее указание привело Панка в детский восторг.

– Пипец, кастрюля бурлит, а в ней луковица, а из нее торчит гвоздичка. Интересно, красная или белая? Вот времена были. Суп украшали как клумбу. Эстеты, блин. Ладно, читаю дальше.

Для желающих иметь особенно гастрономический бульон, о, я это заранее люблю, надо на три фунта говядины положить полкурицы, но еще лучше рябчика, сняв филеи и избив в ступе кости. Филеи от рябчика могут быть с пользою употреблены на кнель, котлеты и прочее. На шесть человек надо взять три фунта говядины по полфунта на рыло, налить на говядину четыре с половиной бутылки воды, из чего выйдет шесть тарелок превосходнАго бульона.

По-честному, я слушала с интересом. Панк читал с таким голосовым диапазоном, что сердце замирало. То зловеще, то празднично, то пафосно. В общем – по-разному. Но когда ему текст казался неинтересным, он его молча изучал. Чтоб потом снова удивляться вслух.

– Ага, так я и поверил! Про полкуры и рябчика с филеями уже ни слова. Ну да ладно, дальше тут про соль, которую лучше сыпать во время варки. Так вкуснее. А мясо и корешки с репкой на должны занимать больше трех четвертей кастрюли, чтобы бульон не смог уйти. А вот дальше – я думаю, ни один повар этого не поймет. Ты меня слушаешь? Бла-бла-бла, тут все про бульон, а когда же про суп будет? Так я и знал! Про суп больше ни слова. Ты только послушай – в результате акробатических фокусов с какой-то неведомой мутовкой наступило время обеда. Мясо из кастрюли вынули, бульон процедили через чистую салфетку в миску и подали на стол.

Теперь и я запуталась – как же так? Они что – садисты что ли? Повар полдня варил этот поганый суп, а что в результате? Бульон из-под репки и коровятины? Да кто такое есть станет?

– Убью Добродеева. Кто, как не он, спер филеи рябчика и даже говядину утаил?

– Наверное, они потом все это клали в тарелку. Или как втрое кушали.

– Ой, да не защищай ты их. Придумала тоже. На второе. Как же.

Панк так огорчился, что отложил газету на подоконник.

– Ну что, обед готов? – явился Вова, помешал ложкой в кастрюле и сморщил нос.

– Я заслушалась. И овса переложила. Немного. Вот он и распух.

– Почти каша. Рыбная.

– Зато много! – не раздумывая, Панк навалил себе полную миску и, обжигаясь, принялся уплетать мое творенье.

Чавкал, а рука шарила по столу. Сложно догадаться зачем, но я поняла. Пришлось подложить хлеб рядом с тарелкой. Ну и воспитание у него – нет, чтоб попросить.