Нина Еперина - Голос крови

– Таня подошла поближе и стала рассматривать карту издалека, но было очень плохо видно. Она открыла дверцу и почти целиком наклонилась в салон машины…. Что-то резко ударило в нос. Какой-то странный и неприятный запах, который ей что-то напоминал, только Таня никак не мгла вспомнить, что? А в голове вдруг закружилось и стало съезжать набок, а потом вообще расплылось и потемнело….

Что-то очень сильно шумело, как будто она находилась у кромки воды и рядом шумел морской прибой. Очень хотелось пить. Во рту так пересохло, что даже саднило в горле. Это первое, что возникло в сознании. Таня попыталась проглотить комок, но сглатывать было нечем, она раскашлялась и попыталась открыть глаза. Что с ней и где она, было непонятно, но ясно понималось, что не дома, и не на берегу моря. Таня поняла, что это так шумело у нее в голове….

Таня лежала на спине, на каком-то жестком лежаке. Спина затекла и болела от неудобного положения. Лежак был плоский, без подушки и от этого голова запрокинулась, и было тяжело дышать. Она постаралась очень аккуратно открыть глаза и осмотреться, не поворачивая головы. Вокруг было темно, только в одном углу горела тускло единственная лампочка, слабо освещая закопченный потолок, облезлую стену и квадратное окошко с битами стеклами высоко на стене, почти под потолком.

Где-то капала вода, капала справа от Тани. Она повернула голову направо и действительно увидела рукомойник с капающим краном. Таня попробовала повернуться на бок. Ей это удалось. Она полежала на боку, рассматривая все, что попадало в поле зрения. Попал рукомойник, слева от него железная дверь, без всяких ручек, колченогий стул, с облезлой коричневой краской, и торчащей из сидения в разные стороны грязной ватой. На стуле висело неожиданно почти чистое полотенце, а перед ним на деревянном ящике, застеленном газетой, стояла кружка и миска с чем-то внутри.

Таня постаралась сесть. Она была ни к чему не привязана и руки у нее тоже были свободны. Все ее тело не проявляло болезненных ощущений, и она поняла, что никаких травм ей не наносили. Таня посидела немного на топчане, подождала хотя бы какого-то движения или еще какого-то действия, но вокруг была только гробовая тишина и капель. Ей вспомнилась точно такая же ситуация в ту первую ночь в тюрьме. Там тоже было тихо, почти темно и только не было капели в одинокой камере. Пить хотелось нестерпимо. Тогда она решила взять кружку и попить воды. Кран имелся в наличии и вода в нем явно была. Капало.

Она встала с топчана и медленно пошла в сторону стула. В глазах чуть поплыло в сторону, но равновесия она не потеряла. Таня подошла к крану и повернула. Вода в кране была. Вода оказалась нормальной на вкус и чистой. Таня выпила целую большую кружку. Потом подошла к ящику и заглянула в миску. Внутри миски лежало жаркое из мяса и картошки, все вполне нормальное на вид. Сверху была ложка и большой ломоть хлеба. Таня попробовала жаркое, оно оказалось еще теплое и достаточно вкусное, не такое, какое подавали там, в тюрьме. Она поняла, что очень проголодалась, и стала есть стоя, оглядывая пространство вокруг себя. Сколько времени она находилась в этом странном помещении, она не знала. Но по тому, как проголодалась, поняла, что достаточно давно. Ощущений внутри не было никаких, как будто она коврик, который только что вытряхнули и стряхнули из него кроме мусора заодно все ее чувства и даже эмоции. Это ей самой было удивительно, потому что при копании в душе даже паники внутри не оказалось. Только полная апатия. Может быть, чего-то подобного она уже ждала, поэтому была так спокойна, или оттого, что на руке находились часы, которые у нее не сняли? Сумочки, правда, не было.

Когда миска опустела, Таня поставила ее на ящик и пошла обратно к топчану. С топчана ждать было надежнее, подальше от двери, которая одна могла нести угрозу, потому что больше ни дверей, ни окон не было, кроме квадратного, под потолком. А она ждала именно угрозу. Иначе, зачем нужно было привозить ее в непонятную комнату и держать здесь запертой непонятно сколько времени.

Вдруг Таня сообразила про часы! Нужно было на них просто нажать и рассказать Вадиму, что с ней. Но как? В этом чулане стояла гробовая тишина, и любой звук будет слышен тому, кто ее здесь держит. А если эта комната прослушивается и даже просматривается? Что же делать? Мысль мелькнула мгновенно! Петь!

Таня стала тихонько напевать какую-то песенку, потом громче, громче, потом поняла, что в этом помещении очень громкое эхо! Вот! Опять пришла в гости Эврика! Родилась мысль: где она может петь при нормальных условиях в таком гулком и пустом помещении? А нигде! Это и должен будет понять Вадим и насторожиться!

Она нажала на крышку часов и запела! Запела громко, как только могла русскую народную песню про «летят утки…, и два гуся». Сидела на топчане, качала ногами и пела…, и вспоминала, как она пела на крутом обрыве в своем сне, где разноцветное море было ярким фоном ее песни. Это ее вдохновило! Таня запела совсем громко. Когда «Гуси» закончились из-за нехватки слов, тогда она запела про Стеньку Разина, который бросает княжну в глубокие воды Волги матушки реки. Песня была длинная, Таня пела и удивлялась, откуда она знает все слова? Отпев всего Разина, Таня перешла к Байкалу, по которому скитался бродяга, потом пела про утес, где Степан, опять же, Разин, предавался мечтам и жалобам на жизнь. И эти слова она тоже знала!

«Крепка же в нас память Рода и русских народных песен! Ничего себе! Я, оказывается, великий знаток фольклора!» – подумалось вскользь.

Это Таню так развеселило, что она стала петь с издевкой над кем-то, державшим ее в этой странной комнате. Она пела дальше и думала:

«Они меня не убьют и вообще ничего со мной не сделают, потому, что я им явно нужна. Если бы хотели просто убрать, уже убрали бы, а не кормили жаркое явно из ресторана, а не из студенческой трехкопеечной столовки. Значит, я им точно нужна! А зачем? Вот вопрос! Зачем? Наверное, из-за крови. Это ясно, как пень! Ну и что? Мой метод расписан во всех научных журналах, и даже мои новые разработки освещены прессой после симпозиума в Париже и в Будапеште. Тогда зачем я здесь? – и тут эта тетка Эврика опять толкнула ее локтем в бок!

– Понятно! – родилось у нее в голове! – Это из-за Эрлиана! Точно! Но кто мог о нем знать, чтобы кому-то рассказать, вот в чем вопрос? Думай, голова! Ты у меня не кочан капусты и не приспособление для шляпы! Думай! Давай считать. Кто знает про Ангела? Во-первых, я! Потом по списку копий моей рукописи. Андрей, папа, Вадим, Генрих Степанович, Света, какая-то Светина тетка, Юра, тетя Маша, Екатерина Ивановна, и кто еще? Андрей один экземпляр передал Генриху. Кто-то в министерстве у Вадима, сто процентов, и это надо учесть. Но все же, кто? Давай вначале с ближним кругом разберемся. Все остальные, кроме Светы, в курсе, что рукописей было восемь. Света думает, что только одна. И так думает только Света. Почему она так настаивала на том, что нужно непременно все расписать и спрятать у какой-то именно ее знакомой? Вопрос! Так! Начнем от печки! Почему только на имя Света у тебя что-то дергается внутри? Почему? И почему моему Ангелу не нравится Света? Я идиотка! Спроси у Ангела»!