Лилия Лукина - Новая Марджори

– О, господи! – простонал он. – Как же я рад! Я здесь так волновался! Я здесь так переживал! Я уже не знал, что думать! Я уже не знал, что делать! Я звонил тебе сто раз, но твой телефон не отвечал!

– Извините, дядя Гриша, это я его вчера выключила, – начала, было, она, но тут невольно остановилась, потому что говорила на ходу, и воскликнула: – Ой-ей! Я так понимаю, дядя Гриша, что вы уже немножечко позвонили Саймону? Или нет?

– Но пойми меня правильно! Ребенок, порученный моим заботам самой Риточкой, пропал! И, что, я, по-твоему, должен был делать? Тебе, что, было трудно выкроить за эту ночь одну-единственную минуточку, чтобы позвонить и сказать: «Это я! Я в Блэкхилле и у меня все хорошо!»? Или ты думаешь, что у меня такие крепкие нервы и такое здоровое сердце, что надо мной можно издеваться? Таки нет! Я тут всю ночь ел нитроглицерин, как конфеты, а ты развлекалась себе и совсем позабыла о старом бедном еврее, у которого болит за тебя душа!

Их разговор плавно перетекал в классический еврейский скандал и у Елены… Нет! Теперь уже у Маргариты, в которой от Елены остались только ее сознание и память, слушавшей совершенно справедливые упреки Берлимбле, теплело на душе при мысли о том, что у нее есть по-настоящему родной человек, который о ней беспокоится.

– Ну, простите меня, дядя Гриша! – покаянно сказала она. – Я честно собиралась вам вчера позвонить, но подумала, что у вас уже очень поздно, и отложила звонок до утра.

– А-а-а! – ехидным тоном воскликнул Берлимбле. – Таки у вас еще ранее утро? Видно, у меня с арифметикой совсем плохо, потому что я тут подсчитал, и у меня получилось, что в Англии уже день почти заканчивается!

– Ну, простите меня, дядя Гриша! – повторила она. – Я теперь буду вам каждый день звонить! – пообещала она.

Берлимбле немного посопел, обиженный на то, что ему не дали развернуться во всю мощь, но быстро остыл.

– Дождешься от тебя, чтобы ты каждый день звонила! Как же! – пробурчал он. – И долго ты еще собираешься пробыть в этом самом Блэкхилле? Таки, если у тебя все уже получилось, то возвращайся домой или езжай себе в Лондон, где Саймон готовит дом к твоему приезду, а его средняя дочка Вики рвется в бой, чтобы приобщить к современной жизни воспитанницу монастыря!

– Нет, дядя Гриша! Я не могу вот так сразу взять и уехать! Здесь так чудесно! Здесь такой лес! – восторженно говорила Маргарита. – Я поживу здесь немного, а потому поеду в Лондон. Так что скажите Саймону, чтобы он не торопился.

Отключив телефон, она быстро направилась в город, но вид Блэкхилла, когда она вошла в него, неприятно удивил ее. Вчера у нее не было ни времени, ни возможности как следует разглядеть его, а сегодня утром она ушла в лес очень рано, но все-таки, по ее мнению, даже провинциальный городок в пять часов дня должен выглядеть более оживленным, но на улицах не было ни души. Недоумевая, она вошла в магазин, продавщица которого выглядела чем-то очень взволнованной, и купила конфет, пирожных, орехов и бутылку шампанского, чтобы отпраздновать такое невероятно торжественное, судьбоносное событие в своей жизни – отныне она стала Маргаритой не только по документам, а самой настоящей, полноценной, полноправной Маргаритой, которая ничего в жизни не боится и которой по силам абсолютно все. Радостная и счастливая, она подошла к гостинице, но дверь почему-то оказалась заперта. «Что за черт?» – подумала она и постучала – ей открыл Смит с охотничьим карабином в руках и, не дав сказать ни слова, с облегчением вздохнув, заявил:

– Слава богу, что вы вернулись, мисс! Немедленно собирайтесь! Сейчас приедет мой сын Николас, и отвезет жену с дочкой и вас в Бангор. Деньги за то время, что вы здесь не прожили, и за экскурсию, я вам, конечно же, верну. А сейчас собирайтесь! Быстрее! Ну, быстрее же! – крикнул он, выходя из себя при виде ее невозмутимости.

– Стоп! – решительно и спокойно сказала уже Маргарита, потому что Елена сейчас обязательно испугалась бы. – Вы-то здесь остаетесь?

– Естественно. Они же придут за мной! – сквозь стиснутые зубы бросил Смит.

– Вот и прекрасно! Значит, я тоже остаюсь! – все так же спокойно сказала она. – Мне очень понравился ваш город, и я не вижу причин уезжать отсюда раньше времени. А пока объясните мне толком, кто эти самые «они».

– Вы сошли с ума! – заорал он.

– Нет! – так хладнокровно сказала Маргарита, что Смит тоже невольно немного успокоился.

– Дело ваше, мисс, но вы рискуете жизнью, – предупредил он ее.

– Вы совершенно правы, мистер Смит. Это только мое дело. Но вы мне не объяснили, кто за вами должен прийти, – напомнила она и поставила на пол около стойки свой пакет с продуктами, попутно достав сигарету из его, лежащей на стойке пачки – свои, отправляясь в лес, она оставила в номере – и спокойно закурила.

– У Пола Гиббса есть дети: дочь Энн… Об этой стерве я даже говорить не хочу! И сыновья-близнецы Джон и Пит. Их мать, ныне покойная, была родной сестрой нашего лейтенанта полиции Фрэнка Кроссби. И вот эта уверенная в своей безнаказанности троица с детства вытворяли такие мерзости, что у меня язык не поворачивается вам это рассказать, причем девчонка, хоть и младше своих братьев, ни в чем им не уступала. А с тех пор, как они подросли, жизнь города, вообще, превратилась в ад. Люди очень скоро поняли, что обращаться к Кроссби бесполезно – он всегда выгораживал своих племянников, спуская дело на тормозах. А, если кто-то рисковал обращаться в Бангор, то дружки Гиббсов, такие же негодяи, как они сами, лжесвидетельствуя, обеспечивали им алиби. Зато тем, кто пытался им противостоять, потом приходилось несладко: их, как минимум, избивали, а, порой, бывало и хуже. И, в конце концов, люди перестали обращаться в полицию совсем, предпочитая молча терпеть эти издевательства над собой.

– Да, – гневно заметила Маргарита. – Недаром говорят, что самые страшные преступления совершаются именно в маленьких чистеньких провинциальных городках. Но я перебила вас, извините.

– Потом Энн уехала в Лондон, а парни нашли себе новое развлечение, и ни одна девушка в нашем городе не могла чувствовать себя в безопасности вне стен своего дома. Но опять-таки никто не отваживался с ними связаться, пока полтора года назад они не схватили на улице и не затолкали в свою машину Кэрол Строут. Ее отец оказался мужественным человеком и решил пойти до конца, поехав сразу в Кардифф. После этого его не раз жестоко избивали, угнали и сожгли машину, разгромили его магазин и подожгли дом, требуя, чтобы он забрал свое заявление, но он стоял на своем. И дело все-таки дошло до суда. Но страх перед Гиббсами был таков, что, хотя многие видели, как эти подонки затаскивали Кэрол в машину, не один человек не осмелился, как помешать им тогда, так и выступить свидетелем на суде.