Чайна Мьевиль - Крысиный король

Вначале он был шокирован, а потом осознал, что произошла жуткая ошибка. И страшно испугался. Он сразу понял, что им проще считать, что Савл убил своего отца. И так же сразу он твердо осознал, что Савл этого не делал. Но он понимал это только потому, что хорошо знал Савла. И никак не мог объяснить эту уверенность другим.

Он спросил, можно ли повидать Савла, и не понял, почему голос полицейского изменился при этих словах. Ему ответили, что поговорить с Савлом можно будет через некоторое время, а пока он очень занят и Фабиану придется подождать. Чего-то полицейский недоговоривал, и Фабиан испугался еще сильнее. Он оставил свой телефонный номер, и его заверили, что перезвонят, как только Савл сможет с ним поговорить.

Фабиан гнал по Акр-Лейн. Слева высилось странное белое здание с кучей грязных башенок и потрепанных окон в стиле ар-деко. Оно казалось заброшенным. На ступеньках сидели два парня в огромных куртках с эмблемами команд по американскому футболу, который явно никто из них никогда не смотрел. Ветхое великолепие дома их явно не интересовало. Один закрыл глаза и прислонился к стене, как мексиканский канонир из спагетти-вестерна. Его друг оживленно болтал, прижав ладонь к щеке. Крошечный телефон терялся в складках рукава. Фабиану вдруг стало завидно, но он подавил это чувство. Такому он умело сопротивлялся.

«Не я, – сказал он себе, как всегда, – я еще держусь. Я не стану еще одним черным с мобилой и надписью «Барыга» на лбу… на языке, который хорошо знает полиция».

Он привстал в седле, нажал на педали и помчался к Клэпхему.

Фабиан знал, что Савл терпеть не может пессимизм отца. Фабиан знал, что отец с Савлом даже не разговаривают. Фабиан единственный из всех друзей Савла видел, как тот вертел томик Ленина в руках, открывал, снова закрывал, перечитывал надпись на обложке. Отец писал мелко, без нажима, как будто опасаясь сломать перо. Савл бросил книгу Фабиану на колени и подождал, пока друг прочтет.

«Савлу. Это всегда было важно для меня. С любовью, старый левак».

Фабиан помнил, как посмотрел Савлу в лицо. Плотно сжатые губы, усталые глаза. Он захлопнул книжку, погладил обложку и поставил на полку. Фабиан знал, что Савл не убивал отца.

Он пересек Клэпхем-Хай-стрит, скопление ресторанчиков и благотворительных магазинов, свернул в переулки, петляя между припаркованными машинами, выехал на Силверторн-роуд. Поехал по длинному склону вниз к реке.

Он знал, что Наташа работает. Он знал, что, повернув на Бассет-роуд, услышит отдаленный грохот драм-энд-бейса. Она, наверное, склонилась над синтезатором, сосредоточенно, как алхимик, нажимает клавиши, двигает фейдеры, жонглирует длинными последовательностями нулей и единиц, превращая их в музыку. Слушает и творит. На это Наташа тратила все время, свободное от смен в музыкальных магазинах своих друзей, где обслуживала покупателей равнодушно, как автомат. Своим трекам она давала резкие хлесткие названия: «Восстание», «Нашествие», «Вихрь».

Фабиан думал, что именно Наташина одержимость делает ее асексуальной. Да, она была очень хороша собой, и недостатка в поклонниках не испытывала, особенно в клубах, особенно когда проходил слух, что играют-то ее музыку. Но Фабиан и представить не мог, чтобы она кем-то заинтересовалась, хотя порой она приглашала кого-нибудь к себе. Он не мог даже думать о ней как о потенциальной партнерше, это казалось ему святотатством. В этом мнении Фабиан был одинок – это постоянно твердил ему его приятель Кай, веселый вечно обдолбанный придурок, который все время пускал на Наташу слюни. Он говорил, что музыка – это понты, увлеченность – понты и отстраненность – тоже понты. Как у монашек. Все же хотят заглянуть им под рясу.

Но Фабиан только глупо улыбался Каю, дико смущаясь. Все психологи-любители Лондона, в том числе Савл, сразу решили, что он влюблен в Наташу, но Фабиан знал, что это не так. Его страшно бесили ее солипсизм и модный фашизм, но он действительно любил ее. Просто не так, как об этом думал Савл.

Он проехал под грязным железнодорожным мостом и выехал на Квинстаун-роуд. До Баттерси-парка осталось совсем немного. Фабиан мчался по склону, к мосту Челси. Уверенно развернулся, опустил голову и поехал наверх, к реке. Справа показались четыре трубы электростанции Баттерси. Крыши у нее давно не было, и она выглядела так, как будто пережила лондонский блиц. Электростанция высилась памятником самой себе – огромная перевернутая вилка, воткнутая в облака вместо розетки.

Фабиан выехал в Южный Лондон. Притормозил и посмотрел на Темзу через башенки и стальные перила Челси. Вода разбрасывала во все стороны холодные солнечные зайчики.

Фабиан скользил над водой, как водомерка. По сравнению с выставленными напоказ балками и болтами, которые удерживали мост на месте, он казался совсем маленьким. На мгновение он замер между северным и южным берегами, глядя на черные неподвижные баржи, ждущие забытые грузы. Он больше не крутил педали, и велосипед по инерции вез его к Ледброук-Гроув.

По дороге к Наташиному дому Фабиану пришлось проехать мимо Альберт-холла и через Кенсингтон, который он ненавидел. Неживое место. Чистилище, набитое богатыми грешниками, которые бесцельно бродят между «Николь Фархи» и «Ред о дед». Он проехал по Кенсингтон-Черч-стрит к Ноттинг-Хиллу и оказался на Портобелло-роуд.

День был базарный. Второй раз за неделю. Тут выколачивали из туристов деньги. Товар, который в пятницу стоил пять фунтов, сегодня предлагали за десять. Воздух казался густым от ярких ветровок, рюкзаков, французских и итальянских слов. Фабиан тихо ругался, пробираясь сквозь толпу. Он свернул налево, к Элджин-Кресент, и направо, на Бассет-роуд.

Порыв ветра поднял вихрь бурых листьев. Фабиан ехал по улице. Листья кружились вокруг него, налипая на куртку. Вдоль тротуара росли подстриженные деревья. Фабиан спрыгнул с велосипеда на ходу и пошел к Наташиному дому.

Она работала. Слабый грохот драм-энд-бейса слышался издалека. Шагая с велосипедом к дому, Фабиан услышал хлопанье крыльев. Наташин дом облюбовали голуби. Все карнизы и балкончики посерели от пухлых тушек. Некоторые птицы взлетали, нервно кружили вокруг окон, а потом садились назад, расталкивая остальных. Когда Фабиан остановился прямо под ними, они немедленно нагадили на тротуар.

Наташина музыка стала громче, и Фабиан слышал совсем необычные для нее чистые звуки, похожие на волынку или флейту, которая радостно и гордо оттеняла бас. Он стоял и слушал. Эта музыка очень отличалась от всех сэмплов и не была закольцована. Фабиан заподозрил, что кто-то играет прямо сейчас. И очень хорошо играет.

Он позвонил в дверь. Электронный бас сразу оборвался. Флейта продержалась еще секунду или две. Когда наступила тишина, голуби вдруг запаниковали, поднялись в воздух, сделали круг в воздухе, как косяк рыбы, и отвалили куда-то на север. Фабиан услышал шаги на лестнице.