Чайна Мьевиль - Крысиный король

Крысиный король кивнул и продолжил жрать, запихивая еду в рот без разбору.

Савл потянулся за осклизлым куриным крылышком.

На улице, всего в двадцати футах от них, появились дети в слишком длинной школьной форме. За мусорными мешками и кирпичами они не разглядели Савла и Крысиного короля. Завтрак пришлось ненадолго прервать.

Ели они молча. После завтрака Савл облизал губы. Во рту остался вкус гнили и падали, и Савл никак не мог понять, почему желудок не возражает.

Крысиный король устроился среди мешков и запахнул плащ.

– Ну что, лучше стало?

Савл кивнул. Впервые после освобождения ему было спокойно. Он ощущал, как кислота в желудке принимается за работу, растворяя съеденные отбросы. Он чувствовал, как движутся в кишках молекулы, несущие странную энергию, полученную из чужих объедков. Он менялся изнутри.

«Моя мать была похожа на эту тварь, – твердил он себе, – она так же постоянно пряталась. Она была похожа на этого худого бродягу, обладающего магической силой. Моя мать была духом. Грязным призраком. Она была крысой».

– Пути назад нет. – Крысиный король посмотрел на Савла из-под опущенных век. Савл давно бросил попытки понять, о чем он думает. Лицо Крысиного короля никогда не оказывалось на ярком свету, где бы он ни находился. Савл снова посмотрел на него, но не увидел ни одной подсказки.

– Знаю.

– Они думают, что ты прикончил своего папку, и за это готовы прикончить тебя. А теперь ты сорвался с крючка, и за это тебе вообще кишки на плетень намотают.

В городе стало опасно. Он вдруг раззявил перед Савлом свою пасть, огромный – гораздо больше, чем Савл думал, непостижимый, далекий.

– Ну… – медленно сказал Савл.

«Что же такое Лондон? Если ты тот, за кого себя выдаешь, то что такое Лондон? Что это за мир? Все, что я знал, ложь. Под мостами в парке рыщут оборотни и тролли? Где граница между мирами?»

– И что мне теперь делать?

– Ну, вернуться ты не сможешь, так что нужно идти вперед. Я научу тебя быть крысой. Это очень много, сынок. Задержи дыхание, застынь, замри, как статуя… готово, ты невидим. Двигайся правильно, на цыпочках, не издавая не звука. Ты можешь стать таким, как я. Думай как следует, не выходи за границы, и тебе нечего будет бояться.

Да, он еще многого не понимал, но это уже не имело значения. Невероятным образом слова Крысиного короля успокоили Савла. Он вдруг почувствовал, что стал сильнее. Раскинул руки. Засмеялся.

– Кажется, я могу сделать все, – удивленно сказал он.

– Конечно, старик. Ты же крысеныш. Нужно только выучить кое-что. Зубы мы тебе подточим. Вместе мы взорвем этот мир. Отвоюем свое королевство!

Савл стоял, разглядывая улицу. Услышав последние слова Крысиного короля, он медленно развернулся и уставился на худую фигуру, развалившусяся на черном пластике.

– Отвоюем? Это у кого? – спокойно спросил он.

Крысиный король кивнул.

– Ага. Пора тебе кое-что напомнить. Не то чтобы я хотел портить тебе настроение, но ты оказался здесь, потому что твой старик спрыгнул с седьмого этажа. – Крысиный король не обратил внимания на ужас в глазах Савла. – И он, старая сволочь, сделал это вместо тебя. Кому-то нужна твоя голова, парень, и не забывай об этом.

У Савла подкосились колени.

– Кому? – прошептал он.

– Ну, явно кому-то серьезному. В этом-то и вопрос. Тут-то и начинается история. Длинная, как крысиный хвост.

Фабиан попытался дозвониться до Наташи, но не смог. Видимо, она сняла трубку с телефона. Новости об отце Савла распространялись среди его друзей, как вирус, но иммунитет Наташи оказался немного сильнее, чем у остальных.

Миновал полдень. Солнце светило ярко, но совсем не грело. Звуки Ледброук-Гроув просачивались в квартиру на втором этаже дома по Бассет-роуд. Они проникали в окна и заполняли гостиную собачьим лаем, криком газетчиков, шумом машин. Звуки были тихими. Тишина города почти ничем не нарушалась.

Перед синтезатором неподвижно стояла невысокая женщина с длинными темными волосами. Темные брови расходились над носом с горбинкой. Смугловатое лицо казалось очень строгим. Ее звали Наташа Караджан.

Наташа стояла, закрыв глаза, и прислушивалась к звукам улицы. Потом протянула руку и включила сэмплер. Колонки щелкнули и загудели.

Она пробежала пальцами по клавишам. Без движения она простояла уже минуту или две, не меньше. Даже наедине с собой ей было неудобно. Наташа редко позволяла другим людям смотреть, как она сочиняет музыку. Боялась, что ее сочтут слишком манерной из-за привычки долго стоять с закрытыми глазами.

Она постучала по кнопкам, передвинула курсор, и на жидкокристаллическом мониторе появилась ее музыкальная добыча. Она прокрутила экран вниз и выбрала любимую басовую партию. Наташа стащила ее из давно забытой регги-песни, сделала сэмпл, сохранила, а теперь нашла, закольцевала и подарила старой музыке новую жизнь. Оживший звук прошел по внутренностям машины, пробежал по проводам, добрался по огромной черной стереосистеме у стены и вырвался из мощных колонок.

Звук заполнил комнату.

Бас оказался в ловушке. Сэмпл закончился, когда басист почти дошел до крещендо и дергал струны в предвкушении пика… и тут звук обрывался и начинался сначала.

Басовая партия словно попала в чистилище. Она взрывалась, жила раз за разом, ожидала освобождения, которое так и не наступало.

Наташа медленно покачала головой. Брейк-бит. Истерзанные ритмы. Она их обожала.

Руки ее снова задвигались. К басу присоединились ударные, тарелки защелкали, как цикады. Звук шел по кругу.

Наташа повела плечами в такт. Распахнув глаза, она разглядывала свои запасы консервированных звуков и наконец нашла то, что хотела: соло на трубе Линтона Квези Джонсона, вой Тони Ребела, призывный крик Эла Грина. Все это она добавила в свою мелодию. Постепенно мелодия перешла в ревущие басы и дикие ударные ритмы.

Джангл.

Дитя хауса, наследник раггамаффина, создание танцпола, апофеоз музыки черных, драм-энд-бейсовый саундтрек Лондона – Лондона дешевого жилья и грязных стен – музыка черной и белой молодежи, музыка армянских девушек.

Жесткая музыка. Ритм, украденный у хип-хопа или у фанка. Слишком быстрый для танца, если ты, конечно, не обдолбан в хлам. Ноги сами двигались в такт басу. Бас был душой этой музыки.

А над басом звучали частоты повыше. Краденые аккорды и голоса, которые неслись по волнам баса, как серферы. Они появлялись, дразня, на мгновение взмывали над ритмом, скользили по нему и опять исчезали.

Наташа удовлетворенно кивала.

Бас был хорош. Она чувствовала его всем сердцем, знала его изнутри, но вместо высоких звуков ей хотелось найти что-то совсем другое, что-то идеальное, лейтмотив, который органично вплетался бы в барабанный ритм.